— Ну и хорошо, я прекрасно отдохну одна, — безмятежно ответила Люси отцу. — Погуляю спокойно, порисую в свое удовольствие… «В последний раз», — чуть было не вырвалось у нее. Нет, незачем отцу знать, что предстоящая свадьба превратилась для его дочери почти в восхождение на эшафот.
— Надеюсь, мистер Леонидис не против твоей поездки в одиночестве, — заметил отец.
Темные глаза Люси воинственно сверкнули. Чтобы она пожертвовала своей последней оставшейся радостью!
— Папа, позвольте нам с Диаминосом самим решать наши дела. Он вовсе не возражает, чтобы я отдохнула там, где хочу. Сам он не может меня сопровождать, он будет занят до…
— Нет-нет, моя дорогая, я вовсе не вмешиваюсь в твою будущую семейную жизнь. Просто это выглядит… Ну, как знаешь.
* * *
Люсинда Уолтер легко выпрыгнула из экипажа и с восторгом осмотрелась вокруг. День был обычным для мягкой баденской зимы; ветра не было, светило солнце, отражаясь в тонком слое льда на мостовой. Она оглянулась на отель — изящное и строгое здание с большими зеркальными окнами, остроконечной башенкой и огромными мраморными вазами у входа.
Двери распахнулись — управляющий отеля, предупрежденный о ее приезде, уже спешил приветствовать мисс Уолтер. Люсинда дружески улыбнулась ему, как старому знакомому. Пожилой, представительный господин Франц поклонился и почтительно пожал ее изящную ручку.
— Мисс Уолтер, мы счастливы видеть вас снова! Ваши комнаты вас ждут. Желаете пообедать, или сначала отдохнете с дороги?
— Благодарю вас, господин Франц, я, наверное, прогуляюсь, пока Кэт распаковывает вещи. Я так люблю эти места.
Управляющий расплылся в улыбке.
— Я приготовил личный автомобиль с шофером — специально для ваших прогулок, мисс. Он всегда будет в полном вашем распоряжении.
Люси восторженно вскрикнула и еще раз с благодарностью пожала руку доброго старика. Как же тут все-таки чудесно! После мрачного, сырого, ветреного Лондона она чувствовала себя точно в раю. Сегодня же она отправится на автомобиле вдоль реки Швехат, мимо акведука, к старинной церкви святой Хелены, потом наверх, к развалинам замка…
— Ваш шофер Михаэль, мисс Уолтер.
Шофер? Ах, да! Она с готовностью повернулась, заранее улыбаясь: перед ней стоял высокий темноволосый человек в строгой синей форме, на вид ему было чуть менее сорока лет. Люси благосклонно кивнула ему, но, в отличие от сияющего расположением господина Франца, Михаэль остался невозмутим — лишь слегка поклонился. Люсинда немного удивилась.
— Рада познакомиться, Михаэль, — приветливо произнесла она. — Надеюсь, мой распорядок дня не будет для вас слишком обременительным.
— Разумеется, мэм. Позвольте, я отнесу багаж в ваши комнаты, затем можете располагать мною, как вам угодно.
В отличие от прочей отельной прислуги, этот человек говорил по-английски неожиданно бегло и почти без акцента. Люсинда посмотрела на него внимательнее. Ее цепкий взгляд художницы не отметил ничего особенного, разве что классически-правильные черты лица и военную выправку. Ее смутило другое: в манерах Михаэля начисто отсутствовало привычное ей подобострастие перед богатой клиенткой. Нельзя сказать, что это задело ее, но казалось странным. Возможно, он стал шофером совсем недавно?
* * *
Люсинда жила на «Вилле Гутенбрунн» уже несколько дней, и не было минуты, когда бы она пожалела, что приехала сюда зимой. Стояла прекрасная солнечная погода, иногда шел легкий снежок. Каждое утро Кэт помогала ей надеть меховую пелерину, перчатки и шляпу; они усаживались в начищенный до блеска черный «Майбах» и отправлялись по окрестностям Бадена. Благодаря автомобилю, список любимых мест в ее коллекции каждый день пополнялся. Она часто брала с собой альбом, делала наброски; вечерами они с Кэт гуляли по улицам городка в сопровождении Михаэля. Он не выказывал по этому поводу удивления или недовольства, хотя Люси и сама не очень понимала, зачем почти каждый вечер приказывала ему отправиться с ними.
Ее почему-то тревожил этот человек. На ее приветливость и щедрость он отвечал равнодушно-вежливо; его невозможно было разговорить. Восхищенные восклицания Люсинды по поводу великолепного вида, чудесной погоды или живописного храма оставляли его безучастным. Он никогда не улыбался ни ей, ни другим. «Да, мэм. Разумеется, мэм. Как вам будет угодно, мэм.», — вот все, что она слышала от Михаэля; его безупречное, гладко выбритое лицо не оживляла ни единая эмоция. Мало-помалу она начала раздражаться: в его присутствии Люсинда казалась себе маленькой восторженной дурочкой; в то же время в его манерах и общении не было малейшего намека на грубость или непочтительность. Люсинда попробовала выдумать ему подобающую историю: бывший солдат, потерявший друзей и близких, одинокий и озлобленный на весь мир. Но в этот образ не вписывалось его изящное, почти идеальное английское произношение — так мог говорить только культурный и образованный человек — и еще что-то неуловимое. Как-то раз, пасмурным вечером оставшись на вилле, она поняла — что именно.