Кэт бросила на госпожу встревоженно-вопросительный взгляд, не понимая, что на нее нашло, но та уже открывала стеклянную дверь. В большом нарядном зале было тепло, весело, играла музыка; Люсинда разглядела через окно застывшего в неподвижности Михаэля и едко усмехнулась.
* * *
В тот вечер в нее словно бес вселился — ей хотелось помучить Михаэля, вдоволь насладиться своей властью над ним. Они с Кэт гуляли по городу, любовались старинной архитектурой, ходили из лавки в лавку; Люсинда покупала подарки родным и друзьям, книги, открытки, веера, альбомы и прочее. Всеми этими покупками она нагружала Михаэля, хотя прекрасно видела, что его бьет озноб, что он устал и плохо себя чувствует. Если бы только он сказал ей об этом прямо, они, конечно же, сразу вернулись бы в отель. Но Михаэль молчал или, как испорченная шарманка, повторял свое: «да, мэм, разумеется, мэм, как вам будет угодно, мэм». Ну, так она тоже не умеет читать чужие мысли! Он не хочет говорить с ней по-человечески, значит — пусть терпит. В конце концов, она щедро оплачивает свои капризы!
— Мисс Люси, мне кажется, Михаэль болен, — тихо прошептала ей Кэт, когда они остановились на Театральной площади. — Взгляните, он едва может идти. Не лучше ли нам…
— Я еще думаю зайти вон в ту кондитерскую, — с полнейшим равнодушием перебила Люсинда. — Ты же помнишь, там делают восхитительные пирожные? А потом можно и возвращаться…
Продолжая щебетать, Люсинда увлекла Кэт внутрь фешенебельной кондитерской, но успела заметить, как Михаэль в изнеможении прислонился к стене. Его сотрясал кашель; на миг ее сердце дрогнуло, к тому же Люсинде было не по себе под недоумевающим взглядом Кэт: наперсница, знающая ее как свои пять пальцев, наверняка не понимала, с чего госпожа проявляет такую нечуткость. Внезапно Люсинда почувствовала усталость от всего этого. Каким пустяками она, в сущности, занимается! Она спросила несколько пирожных, и, пока хозяин упаковывал их в нарядную коробку, Люси вспоминала сегодняшний день — чудесно начавшийся, он закончился так… глупо.
Она повернули к «Вилле Гутенбрунн»; Михаэль шел неподалёку от Люсинды, кашлять он почти перестал — зато теперь у него появился лихорадочный румянец и капельки пота на висках. Он по-прежнему молчал, и Люсинда с усмешкой представила, что, вели она ему, больному, в лихорадке, ходить за нею по городу всю зимнюю ночь, он ведь повторит свое: «да, мэм», и будет идти, пока не свалится без сознания. Зачем он так упорно отклоняет все попытки обращаться с ним по-человечески? На это не могло не быть причин; должна же у него в жизни существовать хоть какая-то любовь, привязанность, нежность? Есть ли у него семья? А что, если взять, да и спросить напрямик, отбросив приличия? Тут уж он не сможет отделаться своим излюбленным «да, мэм, разумеется, мэм»!
Они снова шли через площадь — там громко играла музыка, пели рождественские песни. До отеля оставалось совсем немного: пройти узкой улочкой, затем пересечь оживленную дорогу, полную экипажей, автомобилей, повозок…
Вдруг Михаэль резко дернул ее за руку и крепко прижал к себе: из-за угла вынырнула коляска, запряженная парой лошадей. Ехала она не слишком быстро, но, конечно, сбила бы ее. Сзади испуганно взвизгнула Кэт; Михаэль выругался и прикрикнул на извозчика по-немецки — тот натянул поводья и подбежал, кланяясь.
— Он спрашивает, не нужно ли доставить вас к доктору, мэм, — перевел Михаэль. Его голос снова звучал бесстрастно.
Опираясь на его руку, Люсинда восстановила дыхание: все произошло так быстро, она даже испугаться толком не успела. Зато теперь ноги начали дрожать.
— Нет, благодарю. Скажите ему, что я не пострадала.
Всю дорогу до виллы Михаэль поддерживал Люсинду под локоть, но лучше бы он этого не делал: его прикосновение вызывало у нее пугающую слабость и головокружение; к тому же она чувствовала, как горяча его рука, и корила себя: да он на самом деле болен! А она заставила его стоять в легкой одежде на холоде и ветру несколько часов, потом нарочно устроила долгую прогулку по городу!
Привратник отворил перед ними дверь. Михаэль передал покупки Кэт и повернулся к Люси:
— Возможно, мэм, все-таки стоит вызвать доктора — этот бездельник слишком перепугал вас.
Да черт с ним, с этим происшествием, это он, Михаэль, его близость, его горячая рука вызывали в ней нервную дрожь! Слава Богу, он ничего не понимает. Люсинда постаралась овладеть собой; внезапно Михаэль снова закашлялся и непроизвольно схватился за грудь…