Франческо снова вспыхнул, собираясь возразить, но овладел собой.
— Не совсем так, синьор Ольгердо. С детства я знал, что мне не быть правителем Пармы, и радовался этому. Семи лет я впервые увидел море, и я с тех пор не мог думать ни о чем другом. Ждал, пока вырасту и смогу распоряжаться собой. Потом случилась смерть Джулиано… Я не хотел бежать, но отец не оставил мне выбора. Я знаю, это глупо и безответственно с моей стороны…
— Боюсь, что именно так, — произнес Ольгерд чуть более жестко, чем собирался. — Но вы должны сами понять это до конца. Раз уж я разрешил вам остаться на корабле, Франческо, мое дело смотреть, чтобы с вами ничего не случилось.
Фарнезе облегченно вздохнул, радуясь, что неприятная часть беседы окончена.
— Синьор… Ваш разговор выдает в вас грамотного и образованного человека. Не будет ли с моей стороны дерзостью спросить, где вы учились? — с жадным любопытством осведомился он.
— Нигде, — пожал плечами Ольгерд. — Мой отец был мелким торговцем, а в последние годы своей жизни много пил и наделал долгов. Всем, что знаю и умею, я обязан капитану Бару. Бар выучил меня читать и писать, к моим услугам была его библиотека, в море же я все постигал с азов под началом моего капитана.
Ларсен заметил тень, пробежавшую по лицу юноши. Завидует. Смешно, каждый из них, похоже, считает другого счастливчиком. Что сказал бы Франческо, окажись у него на руках пожилая мать и шестеро младших, которых нужно кормить? Ольгерду стукнуло девятнадцать, когда умер отец. Впрочем, участь моряка он не променял бы ни на что — тут чувства молодого герцога Фарнезе были ему совершенно понятны.
* * *
— Господин Ларсен! — в дверь каюты громко постучали. — Впереди неизвестное судно!
Ольгерд вскочил с койки и бросился на палубу. Было раннее утро, хмурые облака готовы вот-вот пролиться дождем. Ольгерд схватил подзорную трубу. Незнакомая шхуна несомненно была военным линеалом… Голландец!
— Прикажете поставить все паруса? — спросил вахтенный офицер.
— Да, и собственные брэ в придачу! — рявкнул Ларсен, злясь на его недогадливость. Он слышал, как выкрикивали команды; матросы ловко, словно муравьи, взбирались по мачтам вверх. Посчастливится ему или нет? Накануне он бросил в воду дорогой для себя трофей: саблю английского офицера, которая досталась ему в прошлом бою. Он надеялся, что море будет к нему милосердно… Ольгерд рос в набожной семье, и молить Бога об удаче в таком деле было страшно и совестно: он исполнит обещанное Карин. Он пойдет против воли своего благодетеля, капитана Бара. Ольгерд отлично понимал, какой грех собирается совершить, но все-таки это было легче, чем своими руками сделать сестру несчастной.
Ольгерд хотел все-таки прочесть молитву, но не успел: на вражеском корабле поднимали паруса. Он торопливо перекрестился; горнист несколько раз отыграл тревогу. Сзади послышался резкий голос Жана Бара: тот приказывал разжечь фитили.
* * *
Франческо было страшно, как никогда в жизни: он предпочел бы занять себя каким-то делом, а не просто стоять и ждать. Грохотали пушечные выстрелы, корабль был окутан едким дымом. Благодаря умелому маневрированию «Змей» еще не получил сильных повреждений, но Франческо казалось, что это лишь вопрос времени. Они столкнулись с военным кораблем, и они перевозят порох. Одно попадание в пороховой склад и… Он судорожно стискивал руки, не замечая, что зубы выбивают дробь. Франческо шепотом повторял молитвы, то и дело сбиваясь и начиная снова.
— Целься по парусам! Надо их обездвижить! Точнее, черти проклятые! — ругался Бар, не выпуская трубки изо рта. — Ларсен, за штурвал!
Ольгерду, как лучшему штурману, во время артиллерийских сражений приходилось брать управление на себя. Он привык к этому, но заметил, как Морель полоснул его злобным взглядом.
— Иди на сближение! Возьмем на абордаж! — крикнул Бар, перекрывая рев снарядов.
— Они будут бить изо всех сил. Попадут в пороховой погреб, капитан. — ответ Ольгерда, к удивлению Франческо, прозвучал спокойно и ровно.
— На все Божья воля, мой мальчик, — громко ответил Бар. — Эй, куда смотрите, черт бы вас побрал!
Вражеский снаряд с неистовой силой рванул, как показалось Франческо, прямо над его головой. От ужаса он присел на корточки, закрыл глаза и обхватил руками колени, стараясь спрятаться за мачтой. Вот сейчас, сейчас его разорвет на куски…
— Встать, щенок, или я прикажу привязать тебя к мачте! — рявкнули над его головой. — Не кланяться голландским пушкам! — Бар не выпускал трубки из зубов, его камзол был испачкан копотью, а шляпа куда-то делась. Он щелкнул пальцами, подскочил его адъютант и подал ему подзорную трубу. Клацая зубами, Франческо поднялся; мимо него бегали, заряжали пушки, что-то подносили, управляли с парусами, вокруг грохотало и выло, снаряды поднимали водяные столбы. Франческо, застыв, наблюдал этот ад кромешный и горько жалел, что не попросился помогать матросам, артиллеристам, лекарю, да хоть кому — лишь бы не стоять беспомощным наблюдателем! Растерянность и мерзкий, животный страх парализовали его.