— Я попытаюсь помочь Мидори-сан, — задумчиво говорит Джиро-сэнсэй. — Но, возможно, ей потребуется специальный надзор…
Юрико молчит в ответ. Наверное, это нехорошо, но после случившегося сегодня она согласна с доктором.
* * *
Этой ночью Юрико счастлива как никогда. Она не чувствует усталости, ей не хочется спать или хотя бы просто прилечь. Какая удача, что его адъютант уехал именно сегодня! Она готова бодрствовать у изголовья Константина еще много-много ночей. Ей, конечно, хочется коснуться ладонью его лба, провести по влажным от пота светлым кудрям… Но она не смеет, ей кажется — дотронься она до него, на коже останется ожог, и все узнают о ее чувстве к врагу. Она лишь обтирает влажной тканью его лицо и руки, дает жаропонижающее, подносит к его губам кружку с прохладной водой. Доктор дал больному дозу хинина — ему скоро должно стать лучше.
Юрико часами рассматривает лицо Константина. Огонек свечи подрагивает, выхватывая из темноты его белоснежную щеку, густые золотистые ресницы, прямой узкий нос… Ей никогда не надоест вот так смотреть на него.
Временами он начинает стонать и метаться на постели — тогда, чтобы его успокоить, она говорит с ним — тихим нежным шепотом. Пусть он не понимает ни слова, но, похоже, ее голос его успокаивает. Она рассказывает о детстве, о матери, отце и брате. Она говорит Константину, как он красив, как не похож на всех, кого она знала до сих пор. Юрико знает, что Константин не понимает ее, и благодарна судьбе — иначе она никогда не смогла бы говорить так откровенно. Она описывает ему свадебное кимоно, о котором мечтает, — оно будет из тяжелого белоснежного шелка, расшитое золотыми птицами, подпоясанное белым шнуром с кистями. И когда Юрико представляет себя в этом кимоно, воображение рисует рядом того, кому не суждено любоваться ею в свадебном наряде…
На рассвете Константину становится легче. Он уже осмысленно смотрит на нее и даже слегка улыбается. Чуть слышно он произносит ее имя и, приподнявшись на подушках, кланяется ей и прижимает руку к сердцу.
Больше они не остаются наедине — утром приходят вестовой и Джиро-сэнсэй. Они с Константином оживленно беседуют: в молодости доктор изучал медицину в Европе, он говорит по-французски и по-английски. Доктор весьма расположен к Константину. Юрико не знает, о чем они говорят, лишь позже Джиро-сэнсэй сознается, что рассказал господину офицеру о матери Юрико — и что Константин считает Юрико своей спасительницей. Уже несколько дней Юрико непрестанно улыбается и не чует под собой ног от счастья.
А вскоре в Мацуяма появляется жена Константина: оказалось, русские военнопленные получили разрешения выписать к себе семьи. Юрико сталкивается с ней неожиданно, когда утром подает чай. Госпожа похожа на каравай белого хлеба, которые делает русский пекарь, — она такая же большая, пышная, бело-золотистая. Она громко разговаривает, так же громко, с удовольствием, смеется. Когда Юрико входит, Константин что-то торопливо говорит. Госпожа всплескивает руками, вскакивает и, подойдя к Юрико, обнимает ее и троекратно звонко целует. Юрико холодеет, застывает от смущения и неловкости: никто и никогда не обращался с ней так, даже мать и сестра… Госпожа продолжает что-то говорить, шарит руками по собственному платью — ей попадается маленькая изящная золотая брошь с бриллиантом. Она без колебаний снимает ее и ловко прикалывает к скромному кимоно Юрико. Юрико отступает было, но противиться этой женщине бесполезно — та, смеясь, удерживает ее за руку, снова обнимает, гладит по голове. Юрико смотрит на жену Константина и даже не понимает, чувствует ли что-нибудь? Ей кажется, будто вся она заледенела внутри. Юрико низко кланяется госпоже и бесшумно уходит.
* * *
Константин возвращается на Родину — в далекую, непонятную Россию. Говорят, после поражения в войне там большие беспорядки и смута, но Юрико видит, что Константин и другие офицеры счастливы. Юрико не выйдет попрощаться — ей страшно будет смотреть на него в последний раз. Пусть лучше она не увидит, как он — вместе с супругой — взойдет на корабль. Пусть его путешествие будет спокойным, а жизнь — долгой. А она, Юрико…
Она теперь одна — мать все-таки пришлось отправить в лечебницу. Юрико думает, что так лучше: ведь узнав, что госпожа, жена русского офицера, подарила ей драгоценность, мать снова отхлестала бы ее по щекам и назвала позором семьи. Но у Юрико не было и никогда не будет таких дорогих и красивых вещей.