— Батюшка, — говорит Мари, почти не надеясь, что ее слушают. — Я буду заниматься очень усердно, я очень стараюсь. Я ужасно хочу стать танцовщицей!
Отец оборачивается, опускается перед ней на корточки, берет ее озябшие руки в свои.
— Я знаю, дитя мое. Не обижайся… прости. Я уделяю вам с Полем так мало внимания! Но все изменится. Ты подрастешь, и мы с тобой… Ты только занимайся изо всех сил, хорошо? — он дружески улыбается ей, и сердце Мари подпрыгивает от счастья.
Она молча кивает, и отец продолжает свою мысль:
— Когда ты повзрослеешь, я сочиню для тебя целый балет. Он будет твой, только твой! Ты станешь prima, и тебе будут аплодировать все!
Мари снова кивает, будучи не в силах ничего сказать. О, ради того, чтобы выйти на сцену в балете, поставленном батюшкой, она готова на все! Отец целует ее в лоб, затем забирается в карету и задергивает занавески: похоже, начинается метель! Глухо доносится его голос: «Трогай!». Экипаж уже скрылся из виду, а она все стоит во дворе и не чувствует, как крупные снежные хлопья опускаются на ее волосы, плечи… Заниматься, стараться изо всех сил! Она ни за что не разочарует батюшку — и когда-нибудь обязательно станцует первую роль в его спектакле!
— Мари, ты с ума сошла? Немедленно иди в дом! Ты вся застыла! — матушка в одном лишь платье выскакивает во двор и подхватывает Мари на руки, иначе та так и стояла бы неподвижно, повторяя про себя прощальные слова отца.
* * *
Сегодня знаменательный день — батюшка приехал из Вены, где получил ангажемент; он намерен наконец воссоединиться с семейством. Он перевозит их в Вену, больше они с отцом не расстанутся — семнадцатилетняя Мария Тальони надеется на это всей душой.
Она страшно взволнована: настало время показать отцу, чему ее научил г-н Кулон за все эти годы. Г-н Тальони посмотрит урок, затем они представят на его суд несколько танцев. Мари приходит в танцевальный зал задолго до начала exercice и начинает усердно разминаться, готовить тело к танцу.
Останется ли батюшка ею доволен? Мари надевает балетные туфли. Она знает, у нее есть способности к балету, высокий легкий прыжок, изящество поз, ее тело всегда было гибким и неутомимым. Однако, к несчастью, она вовсе не хороша собой. Плечи и спина у нее сутулые: как не приказывает ей наставник держаться прямо, у нее не получается; руки — чересчур длинные для ее невысокой фигуры, черты лица мелкие, а щеки бледные и впалые. И она так худа… Ужасно, безобразно худа! Куда уж ей до остальных хорошеньких, прелестно сложенных учениц месье Кулона!
Мари смаргивает предательские слезы и отворачивается от зеркала. Что за нелепые, пустяшные мысли? Не все ли равно, что она некрасива? Она будет танцевать так, что никто и не подумает о ее внешности, она докажет всем, что настоящая балерина — выше этой глупой суеты! Однако как же обидно слышать за спиной насмешки и мерзкое прозвище «petite bossue»! Она изо всех сил выпрямляет спину, поднимает голову, украдкой косясь в большое зеркало. Sissonne, balance, взлететь, приземлиться, остановиться в кокетливом attitude… Вот так! Она должна быть легкой, невесомой, грациозной… Никто не увидит ее усилий и усталости.
* * *
Мари останавливается у двери в зал, тяжело дышит и вытирает пот; после каскада пируэтов, которые она проделала уверенно и блестяще, г-н Тальони вскакивает с места, отводит г-на Кулона в сторону и что-то горячо с ним обсуждает. Мари из скромности отступает назад и выходит, оставив их наедине. Что-то скажет батюшка об ее успехах? Сочтет ли дочь достойной продолжать династию Тальони-артистов?
Ее зовут, Мари поспешно приглаживает волосы и бежит обратно в зал. Она отвешивает реверанс г-ну Кулону, затем отцу, и оба одобрительно улыбаются. Г-н Кулон приподнимает ее лицо за подбородок и внимательно всматривается ей в глаза.
— Я прощаюсь с тобой, дорогое дитя, — говорит он с ноткой грусти. — Отныне твой знаменитый батюшка сам будет твоим наставником — и он убежден, что тебя ждет блестящее будущее.
Сердце Мари проваливается куда-то вниз, затем начинает колотиться бурно и гулко, однако она старается не выдать радости, чтобы не обидеть своего доброго учителя. Она вновь приседает в реверансе и шепчет: «Благодарю вас, месье. Благодарю за все!»
— Что же, лети, моя милая пташка, и не забывай своего старого месье Кулона, — вздыхает наставник.
— О, maestro, я уверен, что Мари и Поль никогда не забудут, кому они обязаны своими первыми шагами в искусстве, — любезно вставляет отец, но Мари видит: разумом и душой он уже далеко отсюда. Темперамент отца, его экспансивная натура не позволяют ему мысленно задерживаться в прошлом: он привык идти вперед и вперед.