- Мосье Ано имеет в виду,- объяснил он ласково, как дотошный учитель несмышленому первоклашке,- что "Адель" может быть псевдонимом.
Ано издевательски ему улыбнулся и воскликнул:
- Ваша помощь поистине неоценима! Псевдоним! Элен Вокье, конечно же, знает это простенькое словцо. Какой яркий талант! Ну кто бы мог дать более доходчивое объяснение, я вас спрашиваю?- и он воздел руки, изображая пылкое восхищение.- Только наш Рикардо.
Рикардо густо покраснел, но промолчал. Он готов был сам терпеть насмешки и унижения, лишь бы его не выставляли из комнаты. Однако комиссар перевел внимание коллеги на себя. Он разъяснил высказывание Рикардо, как только что сам Рикардо разъяснял угрюмое "возможно" детектива Ано.
- Псевдоним значит "ложное имя". То есть незнакомая дама могла назваться не своим именем.
- Я думаю, было сказано "Адель".- Элен успела покопаться в памяти, и голос ее стал более твердым.- Я почти уверена.
- Ладно, пусть будет Аделью,- нетерпеливо сказал Ано.- Какая разница? Продолжайте, мадемуазель Вокье.
- Эта дама сидела на краешке стула, вид у нее был вызывающий, будто она заранее решила ничему не верить. Она то и дело недоверчиво смеялась.
И опять все, кто ее слушал, живо представили себе эту сцену: незнакомка, с вызывающим видом сидящая на краешке стула, сияв перчатки с мускулистых рук; возбужденная мадам Довре, полная решимости убедить гостью, и мадемуазель Селия, выбегающая из салона, чтобы надеть черное платье, которое сделает ее невидимой при тусклом освещении.
- Когда я доставала платье мадемуазель, она сказала: "Элен, когда я спущусь в салон, можешь идти спать. Мадемуазель Адель,- да, она сказала "Адель",- за ней заедет друг, я могу сама ее проводить и запереть дверь. Так что, если услышишь машину, знай, что это приехали за ней".
- О, она так сказала?- быстро проговорил Ано.
- Да, мосье.
Ано хмуро посмотрел на Ветермила, потом обменялся взглядом с комиссаром и еле заметно пожал плечами. Но Рикардо увидел и истолковал его жест однозначно: виновна. Он почти слышал, как судья произносит: "Виновна".
Элен Вокье тоже заметила переглядывание полицейских и в порыве раскаяния произнесла:
- Не осуждайте ее раньше времени, мосье. И уж во всяком случае не на основании моих слов. Я же сказала - я ее ненавидела.
Ано кивнул, и она продолжала:
- Я удивилась и спросила, как же она обойдется без помощника, а она засмеялась и сказала, что это не составит никакого труда. Отчасти поэтому я и решила, что сеанса не было. Мосье, в ее голосе было что-то такое, чего я и сейчас не понимаю. Потом мадемуазель Селия приняла ванну, я выложила ее черное платье и туфли на мягкой подошве. А теперь я скажу вам, почему уверена, что вчера не было никакого сеанса, почему Селия даже не собиралась его проводить.
- Да, мы слушаем,- с любопытством откликнулся Ано и, упершись руками в колени, наклонился поближе.
- Вот описание того, как мадемуазель была одета, когда убегала из дома,- Элен взяла со стола лист бумаги.- Я это написала по требованию мосье комиссара.- Она подала лист Ано, а сама продолжала: - Я помогала Селии надеть все это, ажурный жакет она надела позже, тут он не указан. Она не стала надевать ничего черного. Ей приспичило надеть новое вечернее платье из зеленоватого шифона цвета резеды, на чехле из облегающего атласа, оно прекрасно подчеркивает ее красоту. Руки и плечи голые, длинный шлейф, при каждом движении платье шуршит. К этому ей понадобились бледно-зеленые чулки, в тон к ним атласные туфельки с блестящими пряжками, а еще атласный зеленый пояс, продетый сквозь другую блестящую пряжку на талии сбоку, его длинные концы болтались до колен. Я должна была обвязать ей волосы серебряной лентой, приколоть булавкой шляпу цвета резеды со свисающим страусовым пером. Я предупредила мадемуазель, что в салоне горит камин, но совсем слабо.
Хотя он и отгорожен экраном, но огонь будет освещать пол, и если не шорох платья, то блестящие пряжки ее выдадут. Но она сказала, что сбросит туфли. Ну, знаете, так для сеанса не одеваются!- Она тряхнула головой.- Так идут на свидание с любовником, вот что я вам скажу!
Ее предположение всех потрясло. Рикардо даже слегка задохнулся, Ветермил возмущенно вскрикнул и сделал шаг вперед, комиссар восторженно воскликнул: "Вот это мысль!" Даже Ано откинулся на спинку кресла, правда не меняя выражения лица и по-прежнему не сводя глаз со своей собеседницы.
- Послушайте!- продолжала она.- Вот что я думаю. Я на ночь оставляю в столовой лимонад и печенье, а столовая, как вы знаете, находится по другую сторону дома, не там, где холл. Я думаю, мосье, что, может быть, пока мадемуазель Селия одевалась, мадам Довре и эта Ад ель прошли в столовую. Я знаю, что мадемуазель Селия сразу, как только оделась, сбежала вниз в салон. Ну так вот, положим, у нее был любовник, с которым она собралась бежать. Она пробегает через пустой салон, выскакивает в открытую застекленную дверь и уезжает, оставив дверь открытой. А вор, сообщник Адели, видит, что дверь открыта, залезает в салон и ждет, когда вернется мадам Довре. Как видите, при таком варианте получается, что мадемуазель Селия не виновна в убийстве.
Вокье энергично подалась вперед, ее бледное лицо раскраснелось. В тишине раздался голос Ано:
- Все это прекрасно, мадемуазель Вокье, но на сбежавшей девушке был кружевной жакет. Ей пришлось вернуться за ним после того, как вы легли спать.
Элен Вокье разочарованно откинулась на спинку кресла.
- И правда, про жакет я забыла. Я не любила мадемуазель Селию, но я не желаю ей зла...
- И лимонад в столовой не тронут,- перебил комиссар.
Элен разочаровалась окончательно.
- Да? Я не знала... меня же связали... сижу тут, как в тюрьме.
Неожиданно комиссар ликующе воскликнул:
- Слушайте! Слушайте! Я все понял! У меня есть версия, в которой идея Вокье очень хорошо согласуется с нашими предположениями. А ее идея, надо сказать, очень убедительна. Мосье Ано, предположим, девушка отправлялась на свидание с любовником, а ее любовник как раз и был убийца! Она не собиралась с ним бежать, она просто открыла ему дверь и впустила в дом.
И Ано, и Рикардо украдкой посмотрели на Ветермила - как ему версия комиссара? Ветермил стоял, прислонившись к стене, его лицо было очень бледным, на нем застыла гримаса боли. Но на лице его скорее отражалась решимость снести любые оскорбления, чем шок от известия, что женщина, которую он любил, оказалась недостойной.