И вот теперь Юлька вдруг почувствовала, что зажимается, боится одного человека во всем зале. Тотчас разозлилась на себя, стиснула зубы и решительно шагнула под свет прожекторов…
После спектакля девчонки отдыхали в уборной, пропахшей потом, как конюшня. Смывали грим. Света сидела, бессильно опустив руки, склонив голову. Наталья Сергеевна раздраженно ходила взад и вперед.
— Просто святых выноси! Дуня из культпросвета лучше станцует! Что с тобой, лебедь ты моя? — она наклонилась к самому лицу Светы. — Я с тобой разговариваю!..
— Пришел? — шепотом спросила Ия. Юлька кивнула, быстро стирая тени у глаз.
Ребята и девчонки выходили из служебной двери в нижний коридор КДС. Здесь курили последние зрители, дожидаясь, пока схлынет толпа в гардеробе. Неподалеку у зеркальной стены стоял высокий, чуть седоватый мужчина с тяжелым волевым лицом, похожий на американского сенатора, — вполоборота разговаривал с товарищем, провожая глазами юных балерин.
— Илья — фас! — Демин ткнул в него пальцем.
Кругом засмеялись. Ильинская, нимало не смутившись, быстро, оценивающе оглядела сенатора.
— Сигарету, блин! Сигарету дайте, — зашипела она. Кто-то протянул пачку, Ленка воровато стрельнула глазами по сторонам и, разводя носки по пятой позиции, как бы мимоходом направилась к сенатору. Тот с готовностью щелкнул зажигалкой.
Юлька пропустила вперед сокурсников — Демин тащил компанию в кино — и вышла с последними зрителями. Игорь ждал ее на улице. Они двинулись к Манежу.
— Понравилось? — спросила Юлька.
— Нет. Глупое все-таки искусство. Нерациональное. Два часа непрерывного движения, чтобы пересказать две страницы из программки.
Юлька развернулась кругом и пошла в обратную сторону. Игорь, опешив, некоторое время смотрел ей вслед, потом догнал.
— Нам туда, — он остановил ее за руку.
— Не пойду!
— Почему?
— Потому что только кретин может не понимать балет!
— Я же не требую, чтобы ты любила физику молекулярных оболочек!.. Ну, извини, — миролюбиво сказал Игорь. — Я же в первый раз. Я постараюсь.
Он почти силком повернул Юльку, и они снова направились к Манежу. Игорь искоса поглядывал на нее и улыбался. Юлька шагала с суровым видом, старалась идти медленнее и все же постоянно вырывалась вперед. Наконец, досадливо обернулась:
— Что ты плетешься?
— А куда ты спешишь?
— Не умею гулять просто так.
— Учись.
Юльке действительно непривычно было идти не торопясь, она привыкла спешить: успеть переодеться, прочитать главу, написать письмо, добежать до почты, поесть, зашить, постирать. На переходе она по привычке кинулась было на желтый, Игорь удержал ее.
В потоке машин мимо проехала «Волга», с заднего сиденья, которой радостно помахала Ильинская. Юлька проводила машину взглядом.
— Вон твоя Ленка поехала.
— Она не моя.
Снова зажегся зеленый.
— А куда мы, собственно, идем? — наконец, спросила Юлька.
— Ко мне. Знакомиться с предками.
— Вот так — сразу?
— А я вообще человек «сразу».
В прихожей их чинно встретили родители Игоря. Они знали, что придет балерина, и ожидали, наверное, увидеть роскошную даму в мехах или супердевицу, выкрашенную во все цвета радуги, — кого угодно, только не этого продрогшего цыпленка с куцым хвостиком на резинке, розовыми с мороза щеками и бледным лбом с отчетливо выступающими венами. Они несколько озадаченно разглядывали гостью. Юлька стояла перед ними, напряженно выпрямившись. Она впервые была в такой ситуации и не знала, как принято себя вести, что говорить и вообще — каков ритуал знакомства.
— Пойдем, — Игорь открыл дверь с табличкой «Посторонним вход строго воспрещен», пропустил Юльку вперед. — Ма, позови тогда!
В комнате был стол, заваленный учебниками, магнитофон и вертушка с мощными колонками, кассеты и диски в стеллаже. На стенах висели портреты, из которых Юлька узнала только Менделеева и Джона Леннона. Все это мало походило на то, что привиделось ей в полусне.
— Садись, — Игорь развалился в кресле.
— Не хочу.
— Ты замечаешь, что сначала говоришь «нет», а потом думаешь?
Юлька независимо пожала плечами. Перед полированной дверцей шкафа она автоматически вскинула подбородок, повела руками, тотчас спохватилась, глубоко сунула руки в карманы, подошла к окну. За окном тоже был совсем незнакомый пейзаж: бело-голубые башни, опоясанные красной «китайской стеной», с детским комбинатом и школой посредине — типовой московский микрорайон.
— Классику любишь? «Битлз», — Игорь вытащил диск.
— Мне все равно.
— Опять?
— Ну, поставь.
Игорь включил вертушку. Юлька полистала какой-то учебник на столе.
— Интересно? — с сомнением спросила она, разглядывая непонятные формулы.
— Мне — да… А, в общем, наука наук. Мы с тобой, например, тоже состоим из молекулярных соединений.
— Это ты из молекулярных. А я — это я.
— Молодежь! — мать постучала в дверь. — Обедать!
— Я не буду! — торопливо сказала Юлька.
— Ты что! — замахал руками Игорь. — Мать с утра готовила. Сын невесту привел!
Юлька даже не нашлась, что сказать от возмущения.
— Пойдем, пойдем, — Игорь потащил ее в родительскую комнату.
Предки постарались не ударить в грязь лицом, Игорь сам такого давно не видел: на столе был весь парадный сервиз с супницей во главе. Обычно даже на праздники обходились кухонной посудой.
Мать торжественно разложила по тарелкам салат. Отец открыл бутылку.
— Я не буду, — Юлька закрыла рюмку ладонью.
— Сухое, — отец продемонстрировал этикетку с генеральским набором медалей. — Вам запрещают?
— Просто не люблю.
— Я тоже, — из солидарности сказал Игорь.
— Ну, а мы с матерью немножко позволим, — отец разлил вино.
— За знакомство, — сказала мать. Юлька взяла вилку, искоса взглянула на Игоря и переложила ее в левую руку. Есть салат ножом и вилкой было непривычно, все сыпалось обратно в тарелку. Юлька не столько ела, сколько мучилась, тем более, что родители исподволь следили за ней. От супа она отказалась.
— Диета? — понимающе спросила мать.
— Нет. Спасибо. Просто не хочу.
Пока все ели суп, Юлька сидела, неловко сложив руки на коленях. Вообще за столом было неуютно, напряженно. По тому, как не клеился разговор, видно было, что Юлька родителям сразу не понравилась. Игорь мучительно переживал нелепую ситуацию, торопился доесть, чтобы не оставлять Юльку в одиночестве, рот был занят, и он только вертел головой от одного говорящего к другому.
— Простите, Юля, просто любопытно — балерины и… — отец замялся, — в мужском роде…
— Танцовщики.
— И танцовщики — сколько получают? Ну, не Уланова — попроще?
Игорь протестующе замычал.
— В чем дело? — поднял брови отец. — Почему о деньгах стыдно говорить? Их пока никто не отменял.
— Сто-сто двадцать, — ответила Юлька.
— У нас на заводе ученики больше зарабатывают, — удивился отец.
— А правда, что балеринам после еды два часа сидеть нельзя? — спросила мать.
— Почему? — удивилась теперь Юлька.
— А вы, простите, сколько весите?
— Сорок пять триста.
— О господи, — сказала мать. — Вам, наверное, все время есть хочется? Столько ограничений…
Игорь сидел настороженный, готовый в любую минуту защитить Юльку, но никто ее не обижал, разговор был вполне вежливый, пристойный, просто — не тот. Предки общались с ней, как с аборигеном с острова Кука. Игорь, наконец, доел и облегченно отодвинул тарелку.
— Юля сегодня потрясающе танцевала! — сообщил он.
Родители покивали.
— Вы еще учитесь? — спросил отец.
— Заканчиваю летом.
— А куда потом?
— Куда распределят.
— Ив Большой театр могут?
— Без прописки в Москве редко оставляют.
Перешли ко второму. Юлька снова взялась за нож.
— А котлету ножом не режут, — сказала мать. — Она уже рубленая.