Вдруг откуда-то доносится звонок. Сигнал приводит в действие школьный рефлекс, Лээло бежит в класс. Но дальше раздевалки она уйти не в состоянии. Противная и мутная волна не пускает ее. Лээло вынуждена остановиться, она прямо-таки видит, как заматывает голубую куртку Прийта, как Прийт отрывает ее от своей куртки, а она, переваливаясь, топа-топа, бежит за ним, руки растопырены… Это уже и не руки, а куриные лапки…
— А ты чего стоишь! Звонок давно прозвенел… — говорит нянечка. И Лээло бежит вверх по лестнице и вбегает в класс.
Учительница истории уже в классе и диктует контрольные вопросы.
— Извините за опоздание, — говорит Лээло.
— Кто опаздывает — себя наказывает! — бросает учительница. — Первый вопрос я уже продиктовала. Повторять не стану. Так что на высшую отметку не надейтесь.
Отношения у нее с учительницей натянутые. Это пошло с тех пор, когда Лээло, водя пальцем по книге, вслух сказала, что учительница пересказывает учебник.
Лээло спешит на место. Начинает искать тетрадь. Ищет и ищет. Роется в портфеле. Что-то падает на пол. Ручка катится по парте. А тетради нет. Нет и нет!
— Того, кто плетется в хвосте, история не ждет! — бросает учительница и диктует второй вопрос.
Портфель пуст. А тетрадки нет. Нет, нет!
Тут она вспоминает, что тетрадка была в учебнике. А где же учебник? И его нет! Но… А-а! Учебник остался на подоконнике в коридоре, когда она убежала от Анне-Мии…
На миг Лээло позабыла о школьной дисциплине. Она вскакивает и выбегает из класса.
— Анархисты никогда долго не властвовали. Дайте сюда свой дневник! — говорит учительница, когда Лээло влетает обратно в класс с учебником и тетрадкой.
Из контрольных вопросов она успевает ответить только на три последних. Кроме двойки, надеяться не на что.
После уроков Лээло сразу же направилась домой. Не зашла к двоюродной сестре узнать о здоровье. Не пошла помочь бабушке копать огород. Хотя все это сама наметила себе на сегодня. И не просто наметила, а вменила в обязанность. Она ждала намеченного, выбрала для этого свободное время. Бабушкин огород между поселком и совхозом на лето становится для нее вторым домом. Каждую весну уже загодя ее тянуло к земле и посадкам. И двоюродная сестра не просто родственница, а близкий друг и соседка по парте. Можно сказать, втройне близкий ей человек…
Даже с бабушкой и сестрой не хотелось видеться. У Лээло просто не было сил прийти к ним. Все желания и силы покинули ее. Перед глазами стояли только злые лица и неприятные сцены, а в ушах звенели злые слова.
Но тут Лээло выглянула в окно и увидела ребят из своего класса. Они шли группами и парами через улицу и скрылись за поворотом у магазина. Лээло знала, куда они направляются. Конечно же, в Приречный лес. Об этом был сегодня разговор в классе.
Неожиданно Лээло решила, что и ей надо поспешить за другими.
Сейчас Лээло сидит на длинном, очищенном от веток стволе сосны и слушает, как Сиккер-Покеер по незнанию перепутал все провода в приемнике, а озорной Сота-Пота капает ему на голову рыбий жир.
Слушает? Разве так слушают? Она слышит, но не слушает. Слышит слова, видит дедовскую хуторскую прическу, но слышит только свой внутренний голос, молящий об утешении.
Писатель кончил. Девочки в благодарность преподнесли ему подснежники. Прийт принес кусок поджаренной на костре колбасы. Слушатели уничтожили свои порции еще во время беседы.
— Последняя пара, выходи! — кричит Прийт.
Кроме баскетбольного роста и дыр по математике, он обладает еще голосом, который слышится далеко.
Анне-Миа тут же повторяет слова Прийта и подбегает к нему.
Игра началась. Играют в пары. Хотя Лээло с удовольствием сидела бы на стволе и мешала бы палочкой огонь в костре, но ей не дают остаться одной.
Пары убегают, ловцы ловят их. Одни изо всех сил мчатся вон, другие ловят их. Временами это вроде уже и не игра.
Лээло водит один, второй, третий раз… сама уже не знает, в какой раз…
Лээло бредет на место, откуда ловец вызывает очередную пару. Но не становится спиной к паре. А прислоняется к сосне, смотрит на играющих и тяжело-тяжело дышит. Наконец говорит:
— Я больше не могу…
Она знает, что в играх не проявляют жалости. Если ты водишь, тебя загоняют так, что дух вон. Если же ты салка, то хоть язык высуни, никто с легкостью тебе в руки не дается.