Когда мальчикъ достаточно подросъ, такъ что могъ уже бродить, пошатываясь на ножкахъ, говорить кое-что, коверкая слова, какъ это принято вообще у дѣтей и составить себѣ нѣкоторое понятіе о цѣляхъ, которымъ могутъ служить руки, онъ сдѣлался худшимъ, чѣмъ когда-либо, наказаніемъ Божескимъ для всего дома. Какъ только онъ просыпался, у Роксаны не было ни минуты покоя. Онъ требовалъ себѣ рѣшительно все, на чемъ останавливался его взоръ, просто-на-просто заявляя: «Хосю!» Такому приказанію немедленно слѣдовало повиноваться. Когда ему подавали требуемое, онъ, словно въ бѣшенствѣ, принимался отмахиваться обѣими руками и кричать: «Не хосю, не хосю!» но какъ только предметъ его нежеланія уносили прочь, принимался съ еще большимъ бѣшенствомъ орать: «Хосю, хосю, хосю!» Роксанѣ приходилось тогда бѣжать сломя голову, чтобъ принести капризному молодому баричу желанно-нежеланный предметъ обратно, прежде чѣмъ малютка Томъ успѣетъ утолить свое поползновеніе къ истерикѣ и накричаться по этому поводу до судорогъ.
Особенное предположеніе отдавалъ онъ каминнымъ щипцамъ. Оно обусловливалось тѣмъ, что отецъ запретилъ ему къ нимъ прикасаться, опасаясь, что мальчикъ перебьетъ ими окна и переломаетъ мебель. Какъ только Рокси отварачивалась отъ него въ сторону, Томъ тотчасъ же принимался поглядывать на щипцы и говорить: «Пай ципчики!» Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ искоса посматривалъ на Роксану, чтобъ убѣдиться, слѣдитъ ли она за нимъ или нѣтъ. Если все обстояло благополучно, онъ поглядывалъ опять на няньку и повторялъ: «Хоцю!» Бросивъ еще бѣглый взглядъ на няньку, онъ заявлялъ: «Узьму» и, наконецъ, докладывалъ: «Узялъ!», когда щипцы оказывались уже у него въ рукахъ. Въ слѣдующее за тѣмъ мгновеніе тяжелые щипцы вздымались наверхъ и съ грохотомъ обрушивались на кота, который съ отчаяннымъ визгомъ и мяуканьемъ улепетывалъ куда-нибудь на трехъ ногахъ. Къ тому времени, какъ Роксана успѣвала подбѣжать къ своему питомцу, оконное стекло или же лампа оказывались уже разбитыми вдребезги.
Тома осыпали ласками и ухаживаніями, тогда какъ Чемберсъ обходился безъ нихъ. Тома пичкали всякими сластями и лакомствами, тогда какъ Чемберсъ питался кашей съ молокомъ, да сбитнемъ на меду. Вслѣдствіе этого Томъ былъ болѣзненнымъ, слабымъ ребенкомъ, а Чемберсъ — здоровякомъ. Изъ Тома выросъ забавный, какъ называла его Рокси, или, если говорить точнѣе, капризный, дерзкій мальчишка, а изъ Чемберса — кроткій, послушный мальчикъ. Несмотря на замѣчательно здравый смыслъ и практичность въ обыденной жизни, Рокси была матерью, до сумасбродства влюбленной въ своего ребенка и, слѣдовательно плохой воспитательницей. Она въ немъ души не чаяла, но этимъ еще не ограничивалась. Вслѣдствіе устроеннаго Роксаной обмѣна, родной ея сынъ сталъ бариномъ. Необходимость соблюдать внѣшнія формы благоговѣйнаго почтенія, съ которымъ рабыня должна была относиться къ «молодому барину», и стремленіе усовершенствоваться въ выраженіи этихъ внѣшнихъ формъ не замедлили обратить соблюденіе ихъ у нея въ привычку, которая сдѣлалась вскорѣ автоматической и безсознательной. Въ качествѣ естественнаго результата получился тогда слѣдующій фактъ: обманъ, сперва предназначавшійся исключительно для другихъ, постепенно перешелъ въ самообманъ. Притворное почтеніе сдѣлалось истиннымъ, притворная угодливость — дѣйствительною, притворное обожаніе — настоящимъ. Такимъ образомъ, маленькая и первоначально лишь воображаемая раздѣлительная черта между лжерабыней и лжехозяиномъ, все болѣе расширяясь, превратилась въ широкую и совершенно настоящую пропасть. По одной сторонѣ ея стояла Роксана, оказывавшаяся жертвой собственнаго своего обмана, а съ другой — родной ея сынъ, который въ ея глазахъ являлся уже не самозванцемъ, а настоящимъ, признаваемымъ ею бариномъ. Онъ былъ ея любимцемъ, господиномъ и божествомъ. Все это сливалось въ немъ въ одно цѣлое. Обожая созданнаго ею самою кумира, мать совершенно забывала, кто она такая и кѣмъ когда-то была.
Еще въ раннемъ дѣтствѣ Тому предоставлялось безнаказанно колотить, кусать и царапать Чемберса. Чемберсъ, въ свою очередь, съ малолѣтства уяснилъ себѣ, что несравненно выгоднѣе смиренно сносить подобныя оскорбленія со стороны молодого барина, чѣмъ платить за нихъ такою же монетой. Немногіе разы, когда преслѣдованія барича-самозванца выводили настоящаго барича изъ терпѣнія и заставляли его должнымъ порядкомъ отдубасить юнаго тирана, очень дорого обошлись несовершеннолѣтнему мальчику-аристократу, обращенному въ раба. Ему приходилось нести за это кару не отъ Рокси, которая ограничивалась лишь строгимъ выговоромъ по поводу того, что онъ забываетъ, кто такой молодой его господинъ, и въ самомъ крайнемъ случаѣ срывала свое сердце легкой пощечиной; роль палача принималъ на себя непосредственно Перси Дрисколль. Онъ разъ навсегда объявилъ Чемберсу, что рабу ни подъ какимъ видомъ не дозволяется поднимать руку на своего барина. Чемберсъ трижды преступилъ это предписаніе и былъ каждый разъ немилосердно избитъ за это палкою родного отца, не догадывавшагося, что колотитъ законнаго своего сына и наслѣдника. Это послужило юному рабу такимъ внушительнымъ урокомъ, что онъ сталъ безропотно смиренно переносить со стороны Тома самыя жестокія истязанія, не дѣлая уже никакихъ попытокъ платить за нихъ тою же монетой.