Она разрыдалась, какъ слабая, безпомощная женщина. Томъ, въ свою очередь, счелъ умѣстнымъ замѣтить ей:
— Поймите, вѣдь я же не зналъ, что вы моя мать, да кромѣ того…
— Ну, ладно, не будемъ никогда вспоминать про это. Прошедшаго вѣдь не вернешь, оно миновало и я постараюсь тебя простить. — Помолчавъ съ минутку она добавила грознымъ тономъ: — Смотри только не заставляй меня никогда вспоминать о прошломъ, а не то смѣю увѣрить, что тебѣ придется объ этомъ пожалѣть!
Прощаясь съ Роксаной, Томъ спросилъ самымъ ласковымъ и убѣдительнымъ тономъ, какимъ только могъ располагать въ данную минуту:
— Мамаша, не можешь ли ты мнѣ сказать, кто такой былъ мой отецъ?
Онъ думалъ привести Роксану этимъ вопросомъ въ нѣкоторое смущеніе, но опасенія его на этотъ счетъ оказались ошибочными. Роксана выпрямилась во весь ростъ, горделиво тряхнула головой и отвѣтила:
— Отчего мнѣ тебѣ это не сказать? Не вижу никакой причины, которая препятствовала бы этому! Тебѣ нѣтъ ни малѣйшаго основанія стыдиться своего отца. Знай, душечка, что онъ былъ однимъ изъ самыхъ именитыхъ здѣшнихъ горожанъ и принадлежалъ къ такой же первостатейной старинной виргинской фамиліи, какъ Дрисколли и Говарды, которые такъ гордятся знатнымъ своимъ происхожденіемъ.
Лицо ея приняло еще болѣе величественное выраженіе собственнаго достоинства и она присовокупила горделивымъ тономъ:
— Помнишь ты полковника Сесиля Бурлега Эссекса, умершаго въ томъ же году, какъ и отецъ молодого твоего барина, Тома Дрисколля? Тогда еще масоны и прихожане разныхъ другихъ церквей шли всѣ вмѣстѣ въ погребальной процессіи, такъ что похороны у него вышли самые что ни на есть неслыханно торжественныя. Это и былъ твой отецъ!
Подъ впечатлѣніемъ торжествующаго самодовольства, Роксана словно помолодѣла. Она держала себя съ такою граціей и съ такимъ величавымъ сознаніемъ собственнаго достоинства, которыя можно было бы признать царственными, если бы окружающая обстановка хоть сколько-нибудь съ ними согласовалась.
— Знай, что во всемъ городѣ не найдется негра, который могъ бы равняться съ тобою благородствомъ происхожденія! — объяснила она. — Ну, теперь прощай! Можешь держать свою голову такъ высоко, какъ это тебѣ нравится. Клянусь, ты имѣешь на это право!
ГЛАВА X
«Зачастую приходится слышать: „Жаль, что намъ всѣмъ рано или поздно придется умереть!“ Странная жалоба со стороны людей, которымъ всѣмъ приходилось жить!
«Когда ты сердишься, сосчитай до четырехъ, а если ужь очень разозлился, можешь выругаться».
Улегшись въ постель, Томъ отъ времени до времени внезапно просыпался. Первою мыслью его каждый разъ было: «Ахъ, какъ я радъ! Все это оказывается только дурнымъ сномъ!» Тотчасъ же затѣмъ, однако, онъ опять тяжело опускался съ глубокимъ вздохомъ на постель и бормоталъ вполголоса: «Я негръ! Этого еще, только мнѣ недоставало! Какъ было бы хорошо, если бы я умеръ раньше, чѣмъ узналъ про свою несчастную участь».
Проснувшись на разсвѣтѣ, Томъ опять пережилъ весь этотъ ужасъ, а потому рѣшился не предаваться болѣе такому измѣнническому сну. Взамѣнъ того онъ углубился въ думы достаточно таки грустнаго свойства. Темою для нихъ служили по преимуществу слѣдующія соображенія: «Чего ради понадобилось создавать такихъ неравноправныхъ людей, какъ негры и бѣлые? Какое преступленіе совершилъ неродившійся еще первый негръ и чего ради легло уже на него при самомъ появленіи на свѣтъ клеймо позора? Чего ради понадобилось установить такое страшное различіе въ общественномъ положеніи между бѣлыми и черными людьми?.. Какой тяжелой кажется мнѣ сегодня утромъ участь негровъ, а между тѣмъ до прошлаго вечера подобная мысль никогда не приходила вѣдь мнѣ въ голову».
Онъ вздыхалъ и стоналъ такимъ образомъ въ продолженіе часа или болѣе, пока «Чемберсъ» не вошелъ смиренно къ нему въ спальню доложить, что завтракъ будетъ сейчасъ уже готовъ. «Томъ» покраснѣлъ до ушей видя, какъ раболѣпно подходитъ къ нему, негру, этотъ молодой бѣлый аристократъ, противозаконно именующій его своимъ бариномъ. Онъ грубо отослалъ Чемберса прочь, заявивъ:
— Убирайся вонъ!
По уходѣ невольника, Томъ проворчалъ сквозь зубы: