Вильсонъ и Томъ оба глубоко вздохнули. Послѣ того завязался общій разговоръ по поводу этого трагическаго приключенія, а затѣмъ Вильсонъ, взявъ руку Тома въ свою, сказалъ:
— Представьте себѣ, Томъ, что я ни разу еще до сихъ поръ не имѣлъ случая полюбоваться вашими ладонями. Возможно, что въ вашей жизни бывали тоже событія подозрительнаго свойства, относительно которыхъ… Что же это такое?
Томъ поспѣшно вырвалъ у него свою руку и казался не на шутку сконфуженнымъ.
— Представьте себѣ, онъ даже покраснѣлъ! — замѣтилъ Луиджи.
Томъ злобно взлянулъ на него изподлобья и ехидно возразилъ:
— Еслибъ я и покраснѣлъ, то во всякомъ случаѣ не потому чтобы сознавалъ себя убійцей!
Смуглое лицо, Луиджи тотъ часъ же вспыхнуло, но прежде чѣмъ онъ успѣлъ, что-нибудь сказать или же сдѣлать какое-нибудь движеніе, встревоженный Томъ поспѣшно добавилъ:
— Прошу у васъ тысячу извиненій! Я вовсе не хотѣлъ такъ выразиться; это совершенно необдуманно сорвалось у меня съ языка и я самъ очень жалѣю о необдуманныхъ моихъ словахъ. Надѣюсь, что вы меня простите!
Вильсонъ явился къ нимъ обоимъ на выручку, стараясь по возможности загладить промахъ Тома. Ему это вполнѣ удалось по отношенію къ близнецамъ, которыхъ не особенно обидѣло оскорбленіе, нанесенное Луиджи. Непріятнѣе всего являлось для нихъ неблаговоспитанное обращеніе Тома съ Вильсономъ. Самому обидчику было несравненно труднѣе успокоиться. Томъ дѣлалъ видъ, будто чувствуетъ себя прекрасно, и дѣйствительно не выказывалъ ни малѣйшаго смущенія. Въ глубинѣ души, однако, онъ чувствовалъ сильнѣйшее раздраженіе противъ всѣхъ трехъ свидѣтелей глупой его выходки. Ему было до такой степени непріятно сознавать, что поставилъ себя въ необходимость униженно просить извиненія при свидѣтеляхъ, что онъ совершенно позабылъ негодовать на собственную свою безстактность. Тѣмъ не менѣе, случайное обстоятельство помогло ему вполнѣ утѣшиться и оказалось почти въ состояніи вызвать у него опять чувство дружескаго доброжелательства, по крайней мѣрѣ по отношенію къ знатнымъ чужеземцамъ. Дѣло въ томъ, что между близнецами обнаружилось изъ-за какихъ-то пустяковъ маленькое разногласіе, при обсужденіи котораго они вскорѣ пришли въ очевидное раздраженіе другъ противъ друга. Это до того очаровало Тома и доставило ему такое искреннее удовольствіе, что онъ осторожно принялся подливать масла въ огонь и всячески усиливать существовавшее раздраженіе, дѣлая видъ, будто руководствуется несравненно болѣе почтенными мотивами. Благодаря его содѣйствію, братья чуть не поссорились другъ съ другомъ. Если дѣло у нихъ не дошло до ссоры, то лишь потому, что споръ между близнецами былъ прерванъ внезапнымъ стукомъ въ дверь. Обстоятельство это, очень обидное для Тома, чрезвычайно обрадовало Вильсона, который немедленно же отправился отворять.
Посѣтителемъ оказался добродушной, невѣжественный, энергическій мужчина среднихъ лѣтъ, ирландецъ Джонъ Бэкстонъ, большой охотникъ до политическихъ интригъ, принимавшій всегда самое дѣятельное участіе во всевозможныхъ общественныхъ дѣлахъ. Одной изъ главнѣйшихъ злобъ дня на Даусоновой пристани оказывался тогда вопросъ о ромѣ. Образовались двѣ партіи: за ромъ и противъ рома. Бэкстонъ агитировалъ въ пользу рома. Воротилы этой партіи послали его разыскать близнецовъ и пригласить ихъ на общую сходку ромовой партіи. Выполняя возложенное на него порученіе, онъ объяснилъ, что ромовики начали уже собираться въ большомъ залѣ надъ гостинымъ дворомъ. Луиджи принялъ это приглашеніе очень охотно, Анджело-же не столь охотно, талъ какъ онъ не долюбливалъ многолюдныхъ сходокъ и не пилъ крѣпкихъ спиртныхъ напитковъ, столь употребительныхъ въ Америкѣ. Въ сущности онъ вовсе воздерживался отъ спиртныхъ напитковъ тамъ, гдѣ это оказывалось для него возможнымъ.