Влад Силин
ВИЛТИГАЙ ВЕЛД
— Редид посол, сиятельнейший кунд Дагда срочно желает вас лицезреть.
На мгновение мне показалось, что мордочка герольда выразила сочувствие, но я тут же отмел эту мысль. Ко мне, варвару? Блистательный житель империи? Быть не может.
— Э-э… — промычал я, лихорадочно стирая пену с подбородка. — Передайте кунду Дагде…
— …разветвленноживущему с алой лентой кунду Дагде, — с нажимом подчеркнул лакей. Естественно, ни о каком сочувствии не могло идти и речи, как говорится, vae victis.[1] Даже лакею-герольду позволяется сокращать титул разветвленноживущего до простых разговорных форм… Лакею, но не мне, полномочному представителю Земли на Латлаге.
— Немедленно, редид Василий. Вам дается сорок семь секунд и поспешите: кунд Дагда не любит ждать.
Это мы знаем, знаем, ученые уже… Торопливо скребу щетину огромной, украшенной финифтью бритвой, не без юмора оформленной в виде стрелецкого протазана. «Дипломатический кодекс Латлага», страница сто пятьдесят шесть: ритуал встречи лодошского чиновника второго ранга, предписанный жителям Ойкумены при нахождении в столичном городе империи. Обязательное бритье, замена видового запаха на растительный, стрижка когтей на всех четырех конечностях… Все, чтобы соответствовать званию бритоносого круглоухого варвара.
Варвары. Мы — жители Ойкумены.
Черт возьми! Сегодня специально встал на два часа раньше, чтобы успеть подготовиться к визиту, однако у господина экзарха прекрасные осведомители. Сдавленно хихикаю, представив, как сиятельный кунд Дагда мечется по спальне в поисках церемониальной юбки, чтобы застать меня врасплох в самый ответственный момент бритья. К счастью, они не знают, что вломиться к послу в нужник во время отправления естественных надобностей — стократ оскорбительнее. Или знают?..
— Передайте сиятельному разветвленноживущему с алой лентой кунду Дагде, — церемонно чеканю я, — что через четырнадцать с половиной ляку я прибуду, дабы почтить его присутствие троекратным падением ниц.
В моих словах нет ни издевки, ни сарказма. Общаясь с лодошами, приходится отвечать за свои слова и рассчитывать время буквально до долей секунд.
— Редид Вадилий Дамода, — еле заметно кивает мне господин экзарх. Я поспешно — быть может, несколько более поспешно, чем требуется, — опускаюсь на пол, нелепо разбросав руки и ноги в разные стороны. Господи!.. Знал бы я когда-нибудь, что буду так стелиться перед тушканчиком-переростком, похожим на аляповатую игрушку из «Детского мира»! Тушканчиком в цветастой юбке и бронзовом шлеме с гребнем, тушканчиком, чья белоснежная шерсть успела местами вылезти от старости и пожелтеть, тушканчиком, не выговаривающим «с» в наших именах и заменяющим его звуком «д»…
— Встаньте, редид Дамода. Я разрешаю вам угостить меня чаем. Кланяюсь.
— Это большая честь для меня, сиятельный разветвленноживущий с алой лентой…
— Разрешаю вам звать меня просто Дижакайд.
— Благодарю вас, Дижакайд! — вновь рассматриваю светло-коричневые лубяные маты. К счастью, Светлана Егоровна ежедневно по нескольку раз протирает все полы тряпкой с «Филиа»: шерсть лодошей, как и любая инопланетная органика, очень токсична.
Для нас. Лодоши спокойно едят нашу пищу, причем наш чай им особенно по вкусу. Это тем более странно, что до контакта с землянами поедание горячей пищи воинственным тушканчикам было абсолютно незнакомо; они питались сухими злаками и разогревание еды в микроволновке первоначально сочли неким экзотическим религиозным ритуалом, чем-то вроде обряда очищения или жертвы богу огня. Зато потом, после взятия Земли, на Латлаге возникла мода на горячие блюда. Открылось множество ресторанчиков варварской пищи: «Бритый хомячок», «Обнаженная норка», «Три голощеких мышонка». Немало, ох, немало предприимчивых хвостатых дельцов обогатилось на гурьевской каше и кичари!..
Мои размышления на тему цивилизации, развращенной покоренными варварами, прерывает деликатное покашливание. Бог мой! Чуть не упустил белый ключ за размышлениями!
Торопливо наливаю кипяток и накрываю заварочный чайник смешной тряпичной бабой с румяными щеками и огромными грудями. Мечта мещанина — у самовара я и моя Маша, однако тушканчикам-самураям нравится. Лодош булькает с довольным видом, снимает с себя меч в ножнах (на пресловутой красной ленте) и кладет слева, лезвием наружу. Это он меня презирает, значит, мышь белая. Вот ведь натура самурайская: в помещении при оружии и в обуви не ходят — это неудобно, видели бы вы их сандалии, — но, понимаете ли, презрение маленьких цивилизованных зверьков к варварам-приматам не знает предела. Они ведь тоже рабы Кодекса, все эти разветвленноживущие Дагды, Герды и Гарды, только мы свое рабство сознаем и тяготимся им, а лодоши — нет. Они живут рабством, дышат им, едят, пьют, как чай…