Вот он склонился к груди больного, к той ее стороне, где между пятым и шестым ребрами бьется сердце. Он вслушивается в удары - одни более громкие, другие послабее - и мысленно представляет себе: сердце сжалось, сократилось, приняло форму конуса, верхушка его приблизилась к стенке грудной клетки, и этот удар слышен четко и гулко. Да, но удары не все одинаковые, вот слышится глухой шум, напоминающий шипенье... значит, с сердцем что-то неладное, значит, болезнь гнездится в нем самом.
Значит, лечить надо сердце - делает он вывод.
Такого рода подход к больному становился слишком понятным, доступным простым смертным и грозил рассеять весь тот туман, который напустили на тогдашнюю медицину многочисленные невежды и шарлатаны.
Научной медицины, основанной на опыте и наблюдениях, в то время и в помине не было. Медики пробавлялись рассуждениями, исходя из принципов, созданных воображением и не имеющих ничего общего с действительностью. Их фантазия представила человеческий организм как "микрокосм", одушевленный "археем" и населенный таинственной "жизненной силой". Этот выдуманный "микрокосм" служил объектом нелепейших умствований; плоды этих умствований и применялись на живых людях.
Во врачебном искусстве процветали шарлатанство и личные вкусы. Лечили кто во что горазд. Каждый врач старался сохранить в секрете "собственные" методы лечения, каждый создавал свои "элексиры" и "эссенции", излечивающие якобы все заболевания.
Лечили всем на свете, начиная от астрологии и кончая заговорами. Выдвигали смешные теории и во всеуслышанье проповедовали их: мозг изменяется в своем объеме сообразно с фазами луны; морские приливы и отливы влияют на движение крови; чтобы излечить болезнь почек, надо "изобразить льва на золоте"; от подагры и ревматизма отлично помогает печень лягушки, а желтуху лучше всего лечить настоем чистотела, ввиду сходства в цвете. Лихорадку охотней всего "изгоняли" священники: они заставляли больного соблюдать бесконечные посты, биться лбом о землю, вымаливая прощение грехов, вносить большие суммы на церковь.
Старые доктора считали, что им нечему больше учиться, и умирали в счастливом неведении.
Кое-кто из лекарей случайно все-таки находил полезные средства, вырабатывал некоторые хирургические приемы. Но все это было каплей в море хаоса и мистического сумбура.
Излюбленным средством врачей оставалось кровопускание, употребляемое иногда в варварских дозах. Только железный организм мог выдержать такое "лечение"!
Известный французский медик Гюи Патен откровенно писал: "Все тайны нашего искусства заключаются в афоризмах и прогностике Гиппократа, в методе и книге о кровопускании Галена".
Этот же медик хвастливо и невежественно рассказывает о "новом, открытом им способе лечения":
"Господин Н. заболел ревматизмом. Ему было сделано шестьдесят четыре кровопускания. Потом начали его прочищать; он почувствовал облегчение и выздоровел. Идиоты, которые ничего не понимают в нашем ремесле, думают, что слабительного достаточно, но они ошибаются, потому что без обильного кровопускания, которое уняло стремительность блуждающей влаги, опорожнило сосуды и прекратило расстройство печени, породившей эту влагу, слабительное оказалось бы бесполезным".
Мольер в своих комедиях высмеивал невежественные диагнозы и шарлатанские повадки тогдашнего врачебного сословия.
В "Мнимом больном", в сцене разговора Аграна с его братом Беральдом, Беральд дает определение "искусству" врачей, выражая этим и отношение автора к затронутому вопросу:
"Беральд. Большинство из них знают свой курс гуманитарных наук, прекрасно говорят по-латыни, могут назвать все болезни по-гречески, определить их и подразделить, но, что касается того, чтобы вылечить их, этого они не могут и не умеют.
Агран. Но все же нельзя не согласиться, что в этом смысле доктора больше знают, чем другие.
Беральд. Они знают, братец, то, что я вам уже сказал, а это не очень-то помогает лечению. Все великолепие их искусства заключается в торжественной галиматье, в ученой болтовне, заменяющей смысл словами, а результаты - обещаниями".
Это была критическая для медицины эпоха. Дух самостоятельности уже проснулся, древние взгляды брались под сомнение, но опыт еще не завоевал главенствующего места и потому из всех новых теорий мало что получалось. Развитию медицины, как науки, мешало отсутствие единственно правильного метода - метода наблюдений, выводов, строгой проверки их опытом. Физиология по-прежнему не имела определенных очертаний, а без этого медицина не могла обновиться. Внутри науки создавались бесконечные секты, разгорались жаркие споры, бесчисленные толкования одних и тех же явлений.