Другая встреча произошла в небольшом уральском городе Михайловском. Старейший кадровый рабочий Завода обработки цветных металлов Иван Егорович Чекасин, который всю свою жизнь (исключая войну), безвыездно прожил на Урале, вдруг стал собираться в Польшу… на свою родину. Эта весть взволновала весь город. Оказывается, у Ивана Чекасина совсем другие имя и фамилия, да и по национальности он не русский, а поляк. Он, Ян Якубовский, родился в Польском воеводстве, там, в селенье Гурки, живут два его родных брата: Тадеуш и Эдвард Якубовские. Обо всем этом шестидесятилетний Иван Чекасин узнал недавно и вот сейчас с женою собирается ехать в Польшу к братьям в гости.
Будто сквозь дымку Чекасину-Якубовскому припоминалось его голодное детство, зимняя стужа, похороны матери, скитание по вокзалам и рынкам, русские солдаты первой мировой войны… Бравый драгун Чекасин, который вытащил его, замерзшего и почти бездыханного, из-под лавки на одной из железнодорожных станций, отпаивает крутым кипятком…
Все это случилось с ним более пятидесяти лет назад, после чего была целая жизнь на Урале, куда он приехал со своим спасителем, усыновившим его, Егором Чекасиным.
Я встречался с Иваном Егоровичем в волнующие дни его отъезда в Польшу, и потом, после возвращения его на Урал и приезда к нему братьев Тадеуша и Эдварда.
— Нет, не мог я остаться в Польше, не мог, — волнуясь, рассказывал старый рабочий. — Хоть и родился там и уговаривали меня братья, я не мог… А как сердце болело и разрывалось, когда уезжал. Ведь нашел и опять вроде бы теряю… И вернулся… Здесь прожил всю свою сознательную жизнь, здесь мой дом, семья, дети, внуки… Люди, как и деревья, должны жить на одном месте.
Приехав на родину моих друзей и знакомых, по старой журналистской и писательской привычке я, естественно, принялся искать продолжение моих встреч.
Из Варшавы в Белосток уезжал мой коллега Гарий Немченко. Там при освобождении этого города почти в самом конце войны погиб его дед. Я просил внука, который был старше своего деда, поклониться этой земле, где лежал его молодой дед, и самому городу, где когда-то жила семья моего дяди Николая Четверикова. Здесь родилась его дочь, а моя племянница Тамара Четверикова. Дядя мой погиб где-то на границе Литвы и Польши, провоевав почти всю войну, как и дед Немченко. Вот так иногда переплетаются судьбы не только живых, но и тех, кого уже давно нет с нами.
Конечно, надеяться, что через полвека отыщутся следы жизни моих родственников и наших знакомых «русских поляков» Потоцких в Белостоке было легкомыслием, но я рассказал отъезжающему товарищу и об этой семье и о своем дяде. Сам же собирался поехать в деревню Гурки, поискать Якубовских и, если останется время, побывать в тех местах, где воевал партизан «Сашка-летчик», и обязательно заглянуть в город Михув, который освобождали его партизанские отряды и где до прихода советских и польских войск Александр Васильевич Кузнецов был несколько дней военным комендантом.
Пока польские друзья из Союза писателей выясняли возможности моих поездок, я знакомился с Варшавой. Помогала мне в этом моя соотечественница Татьяна Козел.
Два десятилетия назад в нашей стране учились два молодых человека, москвичка Таня и варшавянин Анджей. К концу учебы в институте юная пара сыграла свадьбу и уехала в Варшаву. Здесь у них родился сын. Появилась еще одна польско-русская семья, которая в отличие от такой же семьи Потоцких жила уже не в России, а в Польше.
У Тани отличный варшавский выговор, Анджей хорошо говорит по-русски. В доме Козелов царили два языка, и их сын-школьник так же, как и родители, легко изъяснялся на польском и русском.
Когда я был в этой семье и слушал попеременно то польскую, то русскую речь, подумал: «А что? Так и должно быть. Все как у хороших соседей. Живут рядом, дружат, растут, влюбляются их дети, и соседи становятся родственниками. Пробившийся новый ручеек полнит вечную реку жизни».
Я думал о семьях Потоцких и Козелов. Через десятилетия одна повторила другую. Их рождению не помешали ни те довоенные, ни нынешние холодные ветры в мире. Не помешали и границы между нашими странами. Смешанные браки существовали всегда, вопреки самым строгим запретам и самым непроходимым границам. Больше того, они всегда были благом человечества. Что значат эти запреты и те границы? Всего лишь условности. Часто неразумные, противоречащие здравому смыслу. Они придуманы людьми в недобрый час и исчезнут так же, как и появились. Я верю в это. Слишком мала и хрупка наша планета, чтобы делить ее на коммунальные квартиры с непроницаемыми железобетонными стенами…