Однако во всем этом до конца мог разобраться только он сам. А Ивану Ивановичу хотелось, чтобы его книгу прочел, а главное — понял самый дорогой ему человек на свете, внук Антон. Иванов знал, что ни Михаилу, ни Наташе его записи не нужны. Они в лучшем случае вызовут у них сочувствие, а вот Антону пригодятся непременно. Только надо бы кое-что в них пояснить. Вот и страницы чистые для этого остались… Только сможет и успеет ли он?
Иван Иванович знал, что этой ночью не умрет, у него есть еще время. Всплыло откуда-то слово «собороваться». По рассказам стариков и прочитанным книгам он знал, что соборуются перед смертью. «Мне еще рано, — проступила грустная усмешка на его губах, — но собраться, привести свои раздерганные мысли в порядок, и те, какие одолевают сейчас, и те, какие я доверял амбарной книге, надо».
«А зачем?» — явился тут же вопрос. «Затем, что человек без этого не может».
И Иван Иванович стал неспешно погружаться в свою прожитую жизнь. Временами он впадал в дрему и тут же пробуждался, и воспоминания его вдруг просветлялись до такой ясности, что ему хотелось подняться с койки и уйти из этой западни. Он видел картины своего детства, и они снимали и то напряжение и ту боль, которые сковывали тело.
Прожитое являлось в такой незамутненной чистоте и свежести, будто кто-то мудрый и добрый отбирал только светлое и хорошее, что сейчас было дорого и приятно Ивану Ивановичу и за что, как ему казалось, зацепившись, он может удержаться от неотвратимого падения.
Иван Иванович родился в деревне и прожил в ней до двенадцати лет. А когда семья переехала в город, собственно, не в город, а его пригород, то на школьные каникулы — и летние и зимние — он с двумя меньшими братьями уезжал в Ивановку к деду Порфирию и бабушке Анастасии. Они никуда из деревни не уехали, как ни настаивал отец, а остались доживать свой век там, где родились их отцы и прадеды.
Поэтому Иван Иванович считал себя сельским жителем, хотя всю сознательную жизнь провел в городе. И лучшее было там, в его деревенском детстве. Теперь оно явилось оттуда, из его родной Ивановки.
В России тысячи деревень и сел с этим названием, а такое одно на всей земле. Стоит оно там, где речка Безымянка делает почти полную петлю. Внутри той петли изумрудный луг. Весной в половодье река заливает его до самых дворов, которые садами и огородами спускаются к реке. Вся деревня вытянулась в один неровный по изгибу реки ряд изб. Перед ними дорога. Она никуда не ведет, а проходит лишь от двора ко двору.
Большая дорога километрах в пяти от деревни, за перелесками, в какие упирались поля. Ее называли трактом, и, добравшись до нее по тропкам и проселкам, которые летом зарастали травою, а зимой засыпались снегом, ивановцы попадали в большие окрестные села, а из них уже в город.
Не так-то и далеко от Ивановки до города, всего пятьдесят верст с гаком, но надо было проехать несколько больших сел и деревень. Они все крупнее Ивановки, и одно самое большое село, тоже Ивановка, было районным центром, и Малая Ивановка входила в этот район. Обитатели Малой Ивановки считали себя настоящими ивановцами и не признавали этого права за жителями районного центра, который появился на памяти еще у живущих стариков и бурно разросся только потому, что стоял на перекрестке двух трактов. Так и существовали эти две Ивановки в трех десятках верст одна от другой.
В паспорте Ивана Ивановича Иванова значилось, что он родился в селе Ивановка Ивановского района. Это вызывало у всех, кто смотрел этот документ или читал его анкету, веселые замечания, а часто один и тот же глупый вопрос:
— А почему же не Ивановская область, Иван Иванович Иванов?
На что он неизменно и всерьез отвечал:
— Нет, я курский. — А если человек приятный, то добавлял: — Та же Россия, но только с другой стороны Москвы…
Две Ивановки в одном районе создавали трудности и путаницу только для почты и других официальных учреждений. В обычном же обращении, если у кого и возникали затруднения, то в разговоре добавлялось «та Ивановка». И все знали, что упоминается Ивановка старая и настоящая, которой больше четырехсот лет и какая была еще при Иване Грозном, а не эта большая выскочка, которая и стала-то большой потому, что выросла, как прыщ, на пути из одного города в другой, а настоящая Ивановка оказалась в стороне.