Музыкант (Политику). Вы уже стояли в парадной, когда я подошел... я понятия не имел, что у вас тоже есть ключ...
Ученый (обоим). Я смотрю - стоят два господина... день не мой...
Реформатор. Н-да, если 6 я знал; но вы все мерзли возле парадной, когда я пришел...
Политик. Моим ключом как раз и не запирали...
Все. Мы даже не подозревали!..
Молодой Человек. А я вообще ничего такого не думал. Пришел последним и отпер, потому что именно для этого и получил накануне ключ.
Политик. Что? Вы открыли парадную?
Молодой Человек. Я, а то кто же?
Все. Она вдруг открылась. Я думал... Вы что-нибудь подумали?.. Нет, мне все показалось совершенно естественным. Вообще-то я над этим не задумывался, наверно, решил, что сам и отпер! (Наперебой, один другому.) Но скажите, давно ли у вас есть ключ?
Xальм (подходит, возмущенный шумом). Послушайте, господа, вы же разбудите Альфу, а у нас еще ничего не готово! Ну что тут особенного? Каждому охота поболтать в полной иллюзии своей исключительности, для того и требуется распределение и ключи, иначе соседи по дому Бог знает что подумают.
Музыкант (себе под нос). И все-таки это явное недоразумение. (Отходит в сторону.)
Политик (Хальму). Ну уж вы-то определенно без ключа?!
Молодой Человек. По-моему, с этим господином я еще не знаком. Мое имя Марек...
Xальм (снисходительно). Апулей-Хальм.
Политик. Он не нашего круга, он - муж, хохо...
Xальм. Тесс! Не шумите так...
Политик. Серьезно, он не входит в число друзей собственной жены. Альфа не любит, когда ей напоминают о нем. Живут они раздельно. Нет, правда, что вас сюда привело, да еще именно сегодня?
Xальм. Все и вполовину не так скверно, как вам кажется, господин национальный советник. (Отвлекая его.) Смотрите!
Показывает на Музыканта, который положил на праздничный стол открытую
партитуру, намереваясь что-то написать в ней карандашом.
Политик. Музыканты все-таки люди смешные.
Ученый. Собственно говоря, абсолютно не от мирасего.
Все. Вот вы способны понять, как человек может быть музыкантом?
Музыкант (тем временем один, забыв обо всем). В сущности, мир - это музыка. Вершина всего. Благодарю Тебя, Господи, что остальным неведомо, что Ты даровал душу ангела Твоего, Альфы, мне одному. (Возвращается к другим, по дороге столкнувшись с Ученым, который идет к столу.)
Ученый (проходя мимо). Вы всерьез думаете, что доставите Альфе радость музыкальной партитурой?
Музыкант (стоя вместе с другими). А вот вы способны понять, как человек может быть историком?
Ученый (один, забыв обо всем). Я не настолько безвкусен, чтобы сравнивать себя с Бетховеном. Но допустим, я - Бетховен: как я это докажу, не будучи одновременно историком?! Благодарю Тебя, Господи, что Ты пробудил в этой женщине чутье к объективности, чтобы укрепить во мне веру в мою профессию. (Возвращаясь к Реформатору.) О, это всего лишь "Психология" Эшенмайера, известная благодаря тому, что во втором издании своего "Введения в философию" Хербарт упоминает ее вместе с именем автора, тогда как во всех других изданиях называет просто "самым абсурдным из множества абсурдных подражаний" Кристиану Вольфу.
Реформатор. И это называется "новый мир"!
Другие у него за спиной крутят пальцем возле виска.
Ученый (остальным). Собственно, способны ли вы понять...
Музыкант (ему). Но вы ведь тоже не думаете всерьез, будто...
Ученый. Да, неужели человек способен одной только музыкой...
Музыкант. Духовный человек!
Ученый. При чем здесь "духовный"? Музыка всего лишь чувственна!
Реформатор (тем временем). Я! Ну, быть может, она! И ничего более!
Xальм (успокоительно). Тсс! Тсс! Вы и вправду прежде времени разбудите Альфу!
Политик (пресекая возражения). Это просто должностной календарь, да-с. Но ничего более поучительного просто не существует; Альфа несколько часов внимательно слушала мои объяснения. В нем скрыта реальность! У нас в политике тоже есть свои духовные основы, но... (Бросает на стол толстую книгу.)
Молодой Человек. С вашего позволения, я тоже думаю, что Альфу интересует нечто большее, чем просто мода: она просила у меня в подарок "Карманный справочник инженера. Доменное производство"; я, как вы знаете, студент-технарь, учусь, чтобы затем работать на отцовских заводах.
Xальм (с интересом). У вашего батюшки крупные заводы?
Молодой Человек. О да.
Политик. Вы обратили внимание, что помимо духовного внимания есть еще маленькое практическое... внимание, внимательность, внимательный, хе-хе!
Молодой Человек. Я позволил себе... приготовить эту восточную ткань... (Разворачивает шаль.)
Xальм (с восторгом). Какая прелесть! Чувствуешь себя сразу одной из тысячи двухсот жен бирманского короля. (Женственно набрасывает шаль себе на плечи.)
Музыкант (ревниво). Я принес в подарок эту прелестную набедренную повязку, которую одна из моих учениц привезла с острова Пасхи.
Xальм. О-о! Вы так балуете Альфу! (С восторгом примеряет перед зеркалом и набедренную повязку тоже.)
Политик. Я, к сожалению, был слишком занят... дела Альфы...
Ученый (доставая шапочку). Точно такую же золотую шапочку носила в тысяча триста двенадцатом году английская королева Анна, когда...
Xальм (буквально вырывая шапочку у него из рук). О, какое чудо! Какая прелесть... (Надевает шапочку. Всем.) Вы все просто чудо.
Пока Хальм в восторге вертится перед зеркалом и совсем забывает, что нельзя шуметь, за занавесью стало светло. И теперь оттуда - в прелестной пижаме выходит Альфа. Она приветливо - хотя и готова в любую минуту изобразить
скуку - обводит взглядом присутствующих и вдруг замечает Хальма в
собственных ее подарках.
Альфа (гневно). Что это вы делаете? На кого вы похожи?
Xальм. Милая подруга, ваши друзья не могли отказать себе в удовольствии сообща поздравить вас с именинами (не обращая внимания на ее злые взгляды), с этими выдуманными именинами, которые так вам под стать.
Альфа. Сейчас же снимите все это и оставьте нас!
Xальм (с растущим протестом). Я думал... поскольку мне одному известен день ваших настоящих именин...
Альфа (обращая свой гнев в величие). Господа, я носила имя великой властительницы и была беззащитной пятнадцатилетней девочкой, когда моя мать, забыв о своем долге, наперекор всем моим протестам выдала меня за этого человека, который посулил ей золотые горы. С тех пор я, разумеется, успела отречься не только от его фамилии, но и от собственного красивого крестного имени, которое безвинно оказалось с нею связано.