Порой я находил себя где-нибудь в отдаленной и уединенной части города, в каком-нибудь жалком трактире — одного, за столом, в размышлении, — и едва помнил, как попал сюда. В другой раз я проснулся перед рассветом где-то на земле, в кустах, и почти не понимал, как сюда забрел. Я жадно осматривался направо и налево, всматривался с напряжением в каждый предмет и ни на чем не мог сосредоточить внимания; все выскользало. Мне очень неприятно было сталкиваться с народом, но я шел тленно туда, где виднелось больше народу. Я бы дал все на свете, чтобы остаться одному, но сам чувствовал, что ни одной минуты не пробуду один. Тревога беспредметная и бесцельная в настоящем, а в будущем одна беспрерывная жертва, которою ничего не приобреталось, — вот что предстояло мне на свете.
Слишком часто, многоуважаемый, приходит нам на язык ваше имя. Раз вспомнился. Свидригайлов, два — да все по таким странным поводам, в дурном таком, простите, контексте… И почему, хотелось бы знать, почему вас зовут Аркадий Иванович, почему именно Аркадий и к тому же Иванович, ведь это же недоразумение, это хорошо, когда Аркадием зовут Кирсанова, сразу что-то такое, пасторальное. (Бердяев вас зачем-то соломой назвал, да, не смешно, но что ж в соломе пасторального.) А Иванович у нас — Чичиков и прочие дети расплодившихся иванов-дураков и царевичей.
С фамилией понятнее. Академическое издание раскопало даже какого-то реального Свидригайлова, “бесчинствующего в провинции фата”, из тех, знаете, расторопных посредников во всяких каверзах, чьими услугами и вы неоднократно пользовались в свою, гм, бытность. Мы-то со своей, неакадемической, стороны скорее Карамзина вспомнили, как тот блестящую такую страничку посвятил легкомысленному, надменному Свидригайлу, младшему сыну литовского великого князя Ольгерда, каковой Свидригайло, “всегда омраченный парами вина, служил примером ветрености и неистовства, однако ж был любим Россиянами за его благоволение к Вере Греческой” (что не помешало ему сжечь на костре какого-то крупного церковного деятеля). И было это в XV веке.
Знаете, Аркадий Иванович, когда вы обходились грубо с Авдотьей Романовной и делали ей за столом разные насмешки и неучтивости (и Марфу Петровну, говорят, прибили, от чего та скоропостижно померла, а может, не прибили вовсе, а. только способствовали ускоренному ходу вещей — нравственным влиянием обиды, как П. П. Лужин выразился, раздражением нравственно или чем-нибудь в этом роде, как вы сами говорите, совершенно, впрочем, подобное раздражение отрицая) — так это действительно что-то провинциальное, а вот другие ваши выходки — с той же Дунечкой напоследок и прочая благотворительность — они вроде как и княжеские, хотя и не до такой степени, чтобы кого-то сжечь (разве что себя, эх-эх), но это можно списать на всеобщее, по сравнению с XV веком, измельчание нравов, даже и самовластительных: был когда-то князь, а теперь просто осанистый барин. (хоть и дальняя родня князю Свыирбею). И не пары вина вас мрачат: вы ведь и не пьете, Аркадий Иванович, правда? Ничего, кроме шампанского, да и шампанского-то в целый вечер один стакан, да и то голова болит.
Дорогой Аркадий Иванович, мы, в своей неизреченной тупости (которая всегда норовит прикинуться простодушием) берем то, что лежит на поверхности. А на поверхности, сами понимаете, лежит Аркадия. Вот ее, родимую, мы и будем. Интерпретировать.
То, что счастливая Аркадия — идиллическая страна пастухов и невинно-простых нравов, еще не вся правда. Греческие и латинские источники по-другому трактуют, и нам уже доводилось забавный, знаете, слогом пересказывать Павсания: дескать, простоте нравов сопутствуют изрядные ужасы, не говоря уже о том, что именно в Аркадии жили стимфалийские птицы, а одна из местных рек берет начало в Стиксе, и вода ее несет смерть всякому живому существу. Простота же нравов порою похуже воровства, почему разные поэты, бранясь, употребляют выражение “аркадские скоты”. Овидий называет этот люд грубым и живущим как зверье, у Ювенала “аркадский парень” означает неотесанного мужлана, у Флавия Филострвта “аркадяне — из неучей неучи и во всем прямые свиньи” — а в противовес одни Вергилий, да потом Шиллер прибавился… но Шиллером любого с ног свалить можно, как вам прекрасно известно.