До вечера несчастные влюбленные сидели на галерее, смотрели друг на друга и молчали. Эдвард чувствовал, что, начни он разговор, не выдержит, сделает глупость и попросит разрешения остаться. Ноэми боялась открыть рот, так тянуло уговорить его не уезжать. Оба не желали делать другому больно и терзались каждый своей болью, жестокой и одинокой.
Даже заглянувший к ним Алан не смог как всегда поднять настроение.
Его громкое:
— Что это вы как на похоронах? — вызвало слезы на глазах Ноэми, заставившие гэла ретироваться со смущенным бормотанием.
И прощальный ужин прошел, как поминки. Не звучал обычный в семье Иегуды смех, все были подавлены. В конце трапезы старый банкир встал и со вздохом сказал:
— Мальчики, вы стали нам, как родные! Видите, нам сегодня невесело. Это из-за расставания с вами. Вы уезжаете, и у нас печаль. Приезжайте еще, и у нас, таки, снова будет радость, — махнул рукой и сел, склонив голову. Ноэми подбежала к нему, обняла и уткнулась в седой пейс.
Последнюю ночь Эдвард и Ноэми, вопреки очевидному, промечтали о будущем. Строили воздушные замки, хотели перехитрить судьбу. Юноша намеревался, когда закончится война, попроситься в вассалы к графу Триполи Раймунду. Тогда он смог бы жить рядом с Ноэми, а она не меняла бы привычного уклада жизни. И Тигран находился неподалеку, в нескольких днях езды, мог бы помочь в случае нужды.
Мечты отчаяния… Призрачные планы… Кто бы позволил осуществить их?..
Они знали, понимали, что грезят вслух о несбыточном, лишь бы не молчать, как оставшиеся одни в темноте дети нарочно громко смеются и разговаривают, чтобы не заплакать.
В предрассветном мраке сэр Эдвард и его сквайр простились с гостеприимным домом Иегуды. Ноэми прижалась щекой к колену Эдварда. Он склонился с седла и поцеловал ее в мокрые соленые глаза. Бенони молча пожал друзьям руки. Все было сказано раньше. Лишь старый Иегуда махнул рукой и почти прошептал:
— Ну, мальчики, таки, с Ним!
Втроем с провожавшим их, чтобы привести лошадей с пристани, Шимоном друзья выехали со двора дома, ставшего родным, и, не сговариваясь, оглянулись. Ноэми стояла в воротах, а остальных не было видно, будто они исчезли из жизни Эдварда и Алана навсегда.
Глухо стучали в спящем городе копыта идущих шагом лошадей. Цокот отражался от стен домов и звучал попеременно со всех сторон. Вдруг эхо раздвоилось, одна его половина обрела самостоятельность. На дорогу легли багровые отблески. Навстречу из переулка медленно выехали три всадника, передний — настоящий великан на громадном, черном, как мрак ночи, коне.
Алан невольно осадил лошадь, но Эдвард не замедлил шага коня, ни на йоту не сдвинулся с середины улицы, надвигаясь на встречных, лишь звякнула латная перчатка о навершие рукояти меча. Чертыхнувшись вполголоса, Алан пристроился рядом, чуть сзади. Казалось, схватка неминуема, но противники внезапно приняли к стене и пропустили мимо маленький отряд Эдварда. Факел, высоко поднятый спутником черного рыцаря, поочередно высветил лица друзей и Шимона багровым прыгающим светом, озарил белые крылья в рыцарском гербе на щите Эдварда. Они ждали удара с тыла, но только железный скрежет издевательского хохота догнал их. Мороз продрал Алана по спине. Он тронул Эдварда за плечо:
— Узнал?!
— А как же?! Ну и голос! Как ржавым серпом…
— Я и то струхнул малость, как он выполз навстречу, аспид немецкий. Уж думал, сейчас сшибемся. Не пойму я его что-то… Или свидетелей боится, — гэл поежился.
— Какие ж ночью свидетели? Нет, видно, хочет наверняка, по одному, без риска. — Эдвард оглянулся, сзади еще брезжил красный отблеск факела. — Заметил, кто светил?
— Конечно! Толстомордый, что от меня сбежал и к шкиперу приставал с расспросами…
— А-а, ладно, черт с ними! Они сюда, а мы отсюда. Пускай у Аскалона ищет! Там-то убрать нас без свидетелей будет непросто.
Молодой рыцарь махнул рукой, подзывая провожатого:
— Эй, друг Шимон, ты хорошо запомнил рыцаря, что мы встретили? Поберегись на обратном пути, это он покушался убить Тиграна!
Рука иудея метнулась к сабле:
— Может, вернемся, сэр Эдвард?! Они еще недалеко… Трое на трое, авось справимся!