— Повежливей с благородным сэром! — Алан, как кошка, не терпел попадать впросак.
Эдвард остановил сквайра:
— Тихо, Ал! Слушай, приятель! — обратился он к часовому, успевшему надуться, — отчего в море полно трупов?
— Отчего? Оттого… сэр, — неохотно буркнул караульный. — Король Ричард пленных приказал перебить…
— Пленных? Зачем? А, восстали они, что ли? — догадался юноша.
Часовой покачал головой:
— Нет. Не восставали. Саладин не прислал деньги и припасы, что обещал по условиям перемирия, и отказался наказать Горного старца за ассасинов, что маркиза убили и на короля покушались. Ну, и того, ребята Меркадэ расстреляли пленных из луков, а трупы в море на галерах вывезли. Два дня изо всех сил работали, почти три тысячи турок извели…
— Работа?! — Эдвард от отвращения плюнул. — Безоружных-то расстреливать? Для палача такая работа! Пойдем отсюда, Ал!
Барон встретил вернувшихся из отпуска благодушно. Он развалился на низкой оттоманке, пояс на толстом животе ослаблен, рядом на столике стояли кубок и кувшин.
— А-а! Привет! У-у, какой воин! Да, сэр Эдвард, экипировался ты знатно, панцирь даже лучше, чем у меня. Ты, вроде, говорил, жиды подарили оружие-то? Не жадные жиды… А что, и такие бывают? Совсем неплохо таких в друзьях иметь. Я бы тоже не отказался! — глаза милорда Томаса изрядно косили, против обыкновения.
— Послезавтра выступаем на Аскалон[27]. Пока есть опасность удара оттуда, нет смысла штурмовать Иерусалим. — де Во шумно отхлебнул из кубка. — С утра приходи, дашь королю Ричарду вассальную клятву. Будешь у де Шаррона. Я хотел при себе оставить, да он упросил, чем-то ты ему приглянулся. Ну, ладно, идите спать, а то я устал, два дня не присевши…
Эдвард, уже повернувшийся к выходу, вдруг остановился и бесстрашно поглядел грозному барону в глаза:
— Устали от чего, милорд?! Не от расстрела ли пленных?
— Ах ты наглый щенок! — де Во побагровел. — Вся армия на мне, а он: "от расстрела". Пошел вон отсюда!
— Ну почему их перебили, милорд? Где же рыцарство?! — юноша напряженно ждал ответа.
— Почему, почему! Сказал бы я, по чему!.. С собой их тащить невозможно, здесь оставлять нельзя, много войск для охраны нужно, иначе Саладин освободит, отпустить нельзя и кормить нечем. Две тысячи семьсот сабель самим на себя обратить? Нет!!! Это — война, чистоплюй! Уйди от греха, пока я по-настоящему не разозлился, не то пожалеешь! С какой такой радости я сижу, пью, по-твоему?! Брысь!!!
Алан, лязгнув латной рукавицей по оплечью Эдварда, молча рванул его к выходу.
Дэн вышел следом, подпер спиной дверь:
— Воистину безмерна мудрость твоя, сэр рыцарь! Осмелюсь осведомиться, а куда бы ты пленных дел? Молчишь? Так зачем же людям кишки мотаешь? На будущее, не осуждай плохое, если не можешь предложить лучшего. Понял?! Разрешите идти, благородный сэр?
— Да-а, уел он тебя, однако! Пойдем-ка, я знаю, где на постое мои шотландцы, сэр Эдвард, — сказал на улице Алан, — ставлю серебряную марку против медного фартинга — у них тоже имеется лекарство, каким барон глушит совесть, и даже покрепче. Примем и мы немного, дабы забыть об этой грязи!
Эдвард шагал рядом с другом, размышляя о том, как одинаково барон и Тигран говорили: "Это — война!", и как по-разному ее воспринимали: один оправдывал во имя нее зверства и жестокость, а другой именно за них войну ненавидел.
— Ну почему путь славы и доблести лежит через мерзость?! — с отчаянием думал юноша. — Как избежать бесчестья и не стать таким, как де Во! Господи Боже, помоги мне понять этот страшный мир! Дай силы пережить бойню и не превратиться в безжалостного убийцу! — он вспомнил фон Штолльберга и застонал. — Ну и чем милорд Томас лучше немца? Такой же палач, только что с нежной совестью!
Глава четырнадцатая. Поход
За две недели похода армия прошла Назарет и двигалась болотистым берегом к Яффе. Флот с продовольствием, боевыми осадными машинами и женами знатных сеньоров следовал параллельно берегу, вечерами швартуясь недалеко от очередного лагеря, чтобы выгрузить припасы.
Дня не проходило без стычек. Мамелюкская конница находила удобные моменты для наскоков, засыпала христиан смертоносными стрелами и уносилась от расплаты. Потери каждого боя, вроде бы и незначительные по отдельности, постепенно складывались в удручающие цифры.
Король Ричард бесился от невозможности нанести врагу эффективный ответный удар. Но оставалось только терпеть. Как только из-за холмов с гиканьем вылетали сарацинские сотни, христиане останавливались, закрывались щитами и рогатками, ощетинивались копьями и ждали под стук смертоносного дождя из стрел, пока у нападающих не опустеют колчаны. В первый день марша несколько рыцарей и сквайров бросились преследовать отходящий мамелюкский разъезд, попали в засаду и через час их головы на кольях встретили авангард на дороге. Мусульмане мстили за резню в Акре. После этого случая Ричард категорически запретил контратаковать без приказа.