«Оригами? Хм. Отлично! Почему бы и нет. Как там нас учили в детстве? — рассуждала она, то разворачивая, то сворачивая коричневый бумажный пакет. — Кажется, так. Согнуть пополам. Потом сюда, перевернуть, пригладить — и получится лодочка! Ну или это журавлик… Или, блин, гадость какая-то вонючая получилась…»
— Девушка!
— Ну что опять? — на этот раз причмокнула Рамуте.
— Будьте так любезны! Можно шуршать как-то потише? Здесь, кажется, люди пытаются поспать.
«Восемь… Девять… Де-е-е-есять», — Рамуте терпеливо досчитала свою успокаивающую считалочку, представляя довольное лицо ненавистного профессора-наставника по контролю над агрессией и гневом.
Выдохнула.
— Простите, — наконец произнесла она и бесшумно вернула пакетик на место.
— Спасибо.
Рамуте провела ладонью перед закрытыми глазами мгновенно уснувшей дамы.
«Вот как у нее так получается? Ничего не боится, гадина. Отключилась и дрыхнет. Может, она бессмертная?»
Спустя мгновение раздался храп. Длинное протяжное «хр-р-р» на каждом выдохе.
«Интересно, — подумала Рамуте. — Если сейчас растолкать напомаженную и попросить ее храпеть тише… Она тоже, как я, извинится? Скажет простите, а потом аккуратно сложит и спрячет свое “хр-р-р” на верхнюю полку?»
Рамуте ткнула в лицо соседке средний палец, практически коснувшись ее носа, и словила на себе пристальный взгляд и улыбку красавчика сзади.
— Что? — она нахмурилась.
Красавчик показал ладонями, мол, ничего-ничего, опять улыбнулся своей шикарной улыбкой и показал большой палец вверх.
Рамуте задумалась.
«Чего это у него такая довольная рожа?»
Она хотела показать красавчику средний палец, но в ответ лишь улыбнулась. У нее родился прекрасный, как тогда ей показалось, замечательный план.
Если не получается победить зло, нужно возглавить, ну или хотя бы сделать его другом. Если отвратительного перелета не избежать, можно постараться сделать его поприятнее.
Тем более у Рамуте никогда не было секса в самолете. На высоте, если верить объявлениям пилота, десять тысяч метров и при температуре за бортом около минус пятидесяти градусов по Цельсию.
— Рами.
Она представилась, подмигнула и протянула ладонь между спинками сидений.
Красавчик оживился.
— Константин.
Он пожал руку.
У него была теплая, крепкая рука, Рамуте это понравилось. Правильного размера пальцы, не дохлые червячки и не раздутые сардельки. Идеальная ладонь. Это было именно то, что сейчас ей нужно: крепкая, уверенная, пропорциональная мужская ладонь, ну и соблазнительная улыбка над волевым подбородком.
Ей не очень нравилось имя Константин. В детстве был у нее знакомый Константин, так он любил намазать себе на лицо кисель, чтобы после с криками: «Я кисельный монстр», бегать как идиот по коридору интерната. По мнению Рамуте, Константин — не лучшее имя для любовника. Но какая, к черту, разница, как будут звать человека, с которым она точно больше никогда не встретится? Тем более все перевешивало: «Какой же он все-таки соблазнительный».
Ее рассуждения о том, как сексуально выглядит Константин без рубашки, грубо прервал женский голос его соседки:
— А я Лиза.
— А?
Рамуте отдернула руку.
Она почему-то забыла, даже не подумала, что красавчик может путешествовать не один.
«И какого черта он сразу не сказал, что летит вместе с “этой”. Придурок, идиот. Как дала бы в глаз».
— Рами, это моя сестра, Лизка, — прокомментировал Константин, заметив растерянность своей новой знакомой. — Моя младшая сестренка.
— А, ясно, — Рамуте протянула и пожала руку сестре. — Тогда мне очень приятно.
— Ты, наверное, решила, что я его жена? — Лизка хихикнула. — Так? Я же права?
Рамуте не ответила.
В любом случае, жена это или не жена, а грандиозный план Рамуте о похотливом осквернении воздушного пространства двумя сексуальными людьми был провален и прекращен, так и не начавшись.
Рамуте не отличалась стеснительностью или скромностью, но на глазах у сестренки приглашать ее красивого старшего братика, с некрасивым именем, уединиться в общественной уборной, это уже перебор.
Она не стала любезничать, продолжать бессмысленную беседу и выяснять, кто из них и с какой целью летит из столицы в тмутаракань. Без лишней деликатности отвернулась к себе и принялась потягивать через соломинку горький напиток обломанного веселья с нотками разочарования.