Клиффорд Чейз
ВИНКИ
Посвящается Джону
Часть 1
Книг, прочитанных нами в детстве, больше не существует; они, словно корабли, покинули наш причал, оставив после себя лишь ускользающие воспоминания. Если вы до сих пор вспоминаете то далекое время детства, напишите эти книги заново, напишите так, как вы эти книги тогда прочувствовали.
— Ваше имя, пожалуйста.
— Клиффорд Чейз.
— И в каких же отношениях вы состоите с обвиняемым?
— Он был моей игрушкой, это мой плюшевый мишка.
— Сколько лет вы знакомы?
— Вообще-то, мы знакомы с момента моего рождения. Ведь сначала он принадлежал моей матери, а затем по наследству перешел к детям. Я самый младший из пяти детей в нашей семье, и поэтому мне он достался уже совсем потрепанным.
— И каковы ваши первые впечатления о нем?
— Я помню, хотя, может, это мое воображение подсказывает мне, будто я помню, я действительно не уверен… Помню, как, лежа в колыбели, обнимал его.
— И когда же именно это было, мистер Чейз?
— В детской кроватке я спал почти до пяти лет, таким образом, эти воспоминания, я думаю, можно отнести к 1963 году. Я смутно помню, как мои ручки нащупывали его — такого маленького и пухлого. Я помню, как спокойно мне становилось от того, что он еще меньше меня.
— У вас тогда не возникало мыслей, что он не совсем обычная игрушка?
— Нет. Хотя он всегда казался мне живым.
— Почему?
— Я думаю, все игрушки представляются детям живыми. Но было еще кое-что… Наверное, все дело в его глазах, которые открывались и закрывались. Веки опускались, если его клали куда-нибудь, и открывались, когда его сажали.
— Почему дело именно в глазах?
— Потому что мне казалось, что он на меня смотрит.
— Протестую, — говорит прокурор.
— Несущественно. Протест принят, — отвечает судья. — Свидетель, пожалуйста, придерживайтесь фактов, а не чувств.
— Да, сэр.
— Итак, мистер Чейз… Вы упомянули, что медвежонок сначала принадлежал вашей матери.
— Да. Она получила его в подарок на Рождество, когда ей было лет девять-десять. Мама назвала его Мари.
— Мари?
— Тогда он был девочкой.
По залу пробежал шепот.
— Тишина, — повышает голос судья. Однако шум усиливается. — Тишина!
Раздается удар молоточка, и наступает тишина.
— Когда и где ваша мать получила медвежонка?
— Надо думать, это был 1924 или 1925 год, Чикаго. Она вспоминала, как родители купили его — или ее — в универмаге «Маршалл Филд».
— Таким образом, весь этот период, с 1924, года по известный момент в недавнем прошлом, обвиняемый находился под опекой членов вашей семьи, насколько вы помните?
— Да… О! Однажды его забыли в мотеле и за ним пришлось вернуться. Мой братик все время плакал. Это случилось до моего рождения.
— Ваша честь, — вмешивается прокурор, — ведь это так называемые свидетельские показания… — Он вскидывает руки так, будто положение безвыходное.
— Протест принят, — последовал ответ судьи. — Защита, нам необходимы подробности по существу.
— Конечно, конечно, ваша честь… Мистер Чейз, что дает вам такую уверенность в том, что обвиняемый — та самая игрушка из вашего детства?
— Я узнал его сразу же. Я имею в виду, когда увидел в новостях.
— Но разве все плюшевые медведи не одинаковы?
— О нет, очевидно же, что Винки особенный. Я больше никогда не видел медвежонка с такими глазами. Уши у него заметно больше, чем у других медведей. Да и потрепан он сильно. Его столько раз штопали, что его мордочку теперь ни с чьей не спутаешь. Я так много раз смотрел на Винки мальчишкой, неудивительно, что я тут же узнал его на фото. И потом я мысленно связал эту историю с его исчезновением из дома моих родителей, случившимся около двух лет назад.
— И никто не заявил в полицию об этом исчезновении?
— Странно было бы, если о пропаже плюшевого мишки все-таки заявили в полицию. Безусловно, сейчас бы я сделал это.
Дружный смех раздался в зале.
— Мистер Чейз, что в этом медвежонке вам запомнилось более всего?
— Я был странным, одиноким мальчиком, и мне казалось, что Винки это понимает. Потому что он сам выглядел одиноким и странным.
Прокурор многозначительно покачал головой, однако протеста не последовало.