— Никто. Я услышала, как он стонет, и мне захотелось…
— Кто научил вас пользоваться иглой и нитью для лечения огнестрельных ранений?
— Он плюшевое животное, — вздохнула Франсуаз.
— Это ваша версия. Это всего лишь ваша версия.
— Никакая это не версия! Он всего лишь игрушка!
— Всего-лишь игрушка. Кто приказал вам так говорить?
— Никто.
— Итак, вы лжете.
— Моя версия заключается в том, что никакой версии нет, — ответила Франсуаз, снова вздохнув.
— Не умничайте. Хорошо. Конечно. Этот «плюшевый медведь» умеет ходить, разговаривать, устраивать взрывы?
— Я не верю, что он что-то взорвал, но да, он ходит и разговаривает.
— И как вы это объясните?
— У меня нет этому объяснения.
— Сколько же еще плюшевых медведей может ходить и разговаривать?
— Законы матери-природы непостижимы, — через какое-то время сказала Франсуаз.
— Мы поговорим о ваших экстремистских убеждениях чуть позже. Вы лесбиянка?
— Да.
— Хорошо. Это вы признаете.
— Я уже не раз говорила вам о том, что у меня нетрадиционная ориентация.
— Достаточно нетрадиционная, чтобы иметь сношения с тридцатисантиметровым террористом? — пронзительным голосом спросил главный следователь.
— Что?
— Мы знаем наверняка, что вы имели сношения, что мисс Винки соблазнила вас и именно таким образом вы были затянуты в эту тайную организацию. Именно так она и привлекала всех остальных. Вы в этом не виноваты. Если бы только вы нам открыли правду, мы бы помогли вам.
— Я же сказала, что это мальчик, а мне нравятся девушки, да и, кроме того, он ведь плюшевый медведь.
— Каждому свое.
Тишина воцарилась в комнате.
— Не запрещает ли ислам подобное?
— Запрещает что?
— С уродами тридцать сантиметров ростом!
— Сэр, я агностик и феминистка, и, хотя я соблюдаю многие заповеди ислама, для меня не существует интимных ограничений ни между мужчинами, ни между женщинами, ни между, как вы выразились, уродами.
— Это нам подходит. Итак, однополые сношения с террористами не возбраняются агностиками?
— Я говорю вам, что между нами ничего не было и он не террорист. Он хороший медведь, и он мой друг. Я не хочу сказать, что активная интимная жизнь — это плохо.
— Этот разговор ни к чему не приведет.
— Именно это я и пытаюсь сказать вам все это время.
— Вы меня утомили.
— Я приехала в Америку для того, чтобы быть подальше от таких людей, как вы. Но я, похоже, совершила ошибку!
— О, вы совершили ошибку, отлично.
— Я сказала, что хочу видеть адвоката.
— Мисс Фуа, как вам, конечно же, объяснили, вы — иммигрант и до сих пор еще ни разу не привлекались к уголовной ответственности, следовательно…
— Я гражданка Соединенных Штатов!
— Верно, будьте добры, скройтесь за свободой, которую вы так стремитесь разрушить.
Стоя лицом к лицу с Винки в дверях его камеры, полная тюремщица читала список правил вышеупомянутого заведения: «Я буду уважительно относиться к себе, к своим товарищам-заключенным, и прежде всего к своим надзирателям…» Ее голова, в коротких и жидких кудрях багряного оттенка, напряженно качалась из стороны в сторону. Винки посмотрел на каждую из четырех белых стен так, будто отсюда можно было убежать, затем — на бейдж тюремщицы, на котором было написана «Помощница Винг».
— И наиважнейшее правило из всех, — заканчивала она свою речь, и ее глаза засверкали от импровизации. — Я буду за тобой следить!
Помощник Финч, грузный мужчина, чья лысина была похожа на круглую шапку, зловеще рассмеялся.
— Мы устанавливаем особенное наблюдение за изменниками родины и террористами, — добавил он и толкнул Винки так, что тот упал на спину. — Недоделок.
«Вот как все и будет происходить», — не без страха подумал медведь. Он вычислил, что помощник Финч в шесть раз выше его и от тридцати до сорока раз тяжелее, чем он. Винки медленно заполз на ничем не устланные нары, ощупью пытаясь определить, насколько они тверды.
Винг сказала:
— Ты можешь попытаться повеситься или выкинуть что-нибудь еще… — Однако она не стала продолжать. Как будто проводя урок английского языка, она принялась указывать на предметы пальцем и называть их: — Раковина. Кран. Кровать. Еще одна кровать. Дверь. Щель для еды. Табурет. Водосток. Полка. Туалет. Туалетная бумага.