Возьмет ли Клифф его на руки или, может, даже поцелует его когда-нибудь? Это было повторяющимся вопросом, который сводил медведя с ума. Его больной глаз вел себя непредсказуемо. Порой, когда Клифф надавливал на правый глаз, он мог взять и открыться, закрыться и открыться опять, как и следовало. Но чаще глаз никак не открывался и болел. И тогда Клифф начинал давить на него или ковырять его пальцем, снова и снова рассеянно проверяя, двигается он или нет, будто это был шатающийся молочный зуб.
— Бедняжка, — шептал мальчик, в то время как медведь пытался выбрать, думать ли ему о боли, словно от наждачной бумаги, или ощущать незваную радость оттого, что его снова обнимают. — Бедный глаз.
6
В скором времени ненадолго приехал в гости отец Рут, чтобы увидеть Новый Орлеан и новый дом Рут. Из того, что успел увидеть, Винки запомнил: он был высоким и худым, как и прежде, но теперь совершенно седым и сгорбленным, как не до конца раскрытый складной нож. Он шумел совсем немного, потому что, как подслушал Винки, когда Рут с восхищением говорила об этом Дейву, ее отец проводил большую часть дня в гостиной за чтением Библии и «Науки и здоровья с ключами к Священному писанию».
Медведь слушал, как разным тоном выл и ревел пылесос, в то время как Рут медленно спускалась с ним по лестнице.
— Черт! — прошептала Рут. Очевидно, кто-то из мальчиков перед школой пролил на бежевый ковер пунш. Винки слышал, как отец Рут показывал ей пятна. Он сделал это замечание в своей противоречивой, сдержанной манере, из-за которой даже Винки не мог понять, шутил он или на самом деле хотел показать ей пятна; как бы то ни было, Рут немедленно отправилась на поиски очистителя для ковров «Эврика».
С тех пор как приехал ее отец, от подобных сомнений весь дом ходил ходуном, в чем было мало приятного. Винки знал, что ее благоговение перед отцом столь же непреодолимо, сколь мелки молекулы, из которых она состояла, и бесполезно было хотеть, чтобы это было иначе… Поэтому одним открытым глазом, в то время как другой был закрыт и болел, Винки предавался созерцанию удивительной и в то же время грустной картины: неизменные узы между родителем и ребенком. Во время завтрака, обеда и ужина по всему новому дому раздавался энергичный голос Рут, которая вечно что-то рассказывала, и доносился до Винки, сидевшего наверху. Она рассказывала, как ей удалось решить проблему с бухгалтерией в конторе стоматологии, где она работала неполный рабочий день, и о том, как она дала Хелен разумный совет, когда та, будучи в отчаянном положении, позвонила из Иллинойса, где училась в колледже. Находясь наверху, Винки не мог слышать, что отвечал на это тихим голосом ее отец или о чем шептались три мальчика; лишь Дейв, который разговаривал меньше, чем обычно, говорил что-нибудь вроде «совершенно верно». Время от времени медведь слышал смех Рут, и он знал, что, скорее всего, ее отец только что пошутил в своей сдержанной манере, которую Рут так почитала.
— Кто-то взял мой пунш и разлил его по всей лестнице, — заявила Рут в прихожей, когда Клифф вернулся из детского сада, — и утром мне пришлось пропылесосить ее заново.
Медведь напряг слух, будто мог заметить, как Клифф старается не привлекать к себе внимания, пока поднимается по лестнице. Из своего большого опыта Винки знал, что пока Рут еще не была в плохом расположении духа, однако вот-вот выйдет из себя.
Клифф зашел в свою комнату, принеся с собой карандаши и бумагу. Это означало, что он собирался сделать кому-то неожиданный подарок, возможно, «дедуле». Винки вдыхал тишину. Совсем скоро должен был вернуться Кен и начать донимать их. И, может быть, Клифф даже возьмет Винки и на минутку отнесет вниз. Сидя за столом, мальчик положил руку на белую бумагу, обвел ее ручкой и принялся дорисовывать то, что получилось, карандашами, пока у него не вышел индюк. Винки почувствовал знакомый запах и понял, что мальчику пора в туалет, но Клифф продолжал работу до тех пор, пока не закончил надпись — буквы «б» и «и», что, наверное, означало «Благодарение» и «индейка». Тогда он встал, и его лицо приобрело то озадаченное, раздосадованное и при этом рассеянное выражение, которое всегда появлялось, когда с ним только что произошла «авария» и он надеялся на то, что ошибается. Он вышел, и вскоре Винки услышал звук смыва в туалете, этот обнадеживающий звук, но, когда Клифф вернулся, он закрыл дверь и снял свои синие вельветовые брюки и трусы, белизну которых и на самом деле обезобразило коричневое пятно среднего размера. Как обычно, мальчик закинул трусы в желтую плетеную корзину для белья и быстро накрыл ее крышкой. Затем он достал из ящика чистое белье, надел его и натянул штаны. Заправив рубашку в брюки, Клифф взял рисунок и помчался вниз, видимо, в поисках деда.