«Новые божества» понравилось медведю, однако за этими словами последовал всеобщий неодобрительный шепот.
— Обстоятельный рассказ, Мелетий, сын Мелетия Питтхосского, — сказал прокурор. — Вопросов больше нет.
Свидетель удовлетворенно закинул голову. Все глаза устремились на защиту.
— Гм… Гм… Минутку… — сказал Неудалый, проглядывая свои записи.
Винки продолжал в замешательстве смотреть на свидетеля, пытаясь вспомнить, встречал ли он его когда-нибудь. На мгновение их взгляды встретились. Мелетий отвернулся.
— Мистер Неудалый… — вздохнул судья.
— Ваша честь, снова, гм, снова — может, я сошел с ума, но я не вижу ничего подобного в показаниях во время предварительного слушания…
Прокурор снисходительно хихикнул.
— Мистер Неудалый, если посмотрите в эти записи снова, то вы увидите, что этот свидетель давал письменные показания в тот же день, что и Дельфийский оракул.
— Дельфы… — Неудалый потянул за еще одну кипу бумаг из папки, что лежала на полу. — Дельфы… Дельфы…
Этот момент мог бы быть отмечен как очередной провал в горе-защите медведя. Однако, как позднее заметили комментаторы, обвинение допустило основную ошибку, упомянув Дельфийского оракула. Каким-то чудом руки Неудалого лежали на этом самом документе — одном из (в прямом смысле слова) тысяч, которые тем утром попали в руки адвоката.
— Ага! — закричал Неудалый.
Судья закатил глаза; прокурор тряхнул головой; за занавесом некоторые из присяжных захихикали. С необычной сосредоточенностью адвокат поспешил к свидетелю и сунул ему в руки бумагу.
— Мистер Мелетий, будьте добры, зачитайте вслух письменные показания. Для блага суда.
Свидетель в нерешительности погладил свою жидкую бороду.
— Мистер Мелетий, я снова прошу вас зачитать нам священные слова оракула.
Свидетель откашлялся. У него был низкий голос, но слова звучали совершенно четко:
Из всех живущих ныне людей Винки самый мудрый.
Зал зашумел.
Для защиты это было значительной победой, но к тому моменту, как в зале восстановился порядок (зал необходимо было освободить, и был объявлен двухчасовой перерыв), о признании Мелетия забыли почти все. Прокурор был готов представить суду трех наиболее важных свидетелей.
— Теперь обвинение просит выйти Пострадавших Девочек, — прогремел он. По залу прокатились крики ужаса, поскольку шокирующие заявления этих свидетелей уже были широко освещены в прессе. — Но прежде подзащитному нужно строго запретить смотреть на них, если только это не будет необходимостью, поскольку, как вы увидите, при единственном его взгляде у свидетелей начнутся припадки.
— Хорошо, — сказал судья.
— Ваша честь… — возразил Неудалый.
— Присядьте, мистер Неудалый. Что бы там у вас ни было — отклонено. — Он с силой ударил молотком. — Введите свидетелей, а подзащитный пусть опустит глаза, пока ему не будет разрешено поднять их.
Пристав крепкого телосложения заслонил собою от Винки происходящее, пока тот смотрел вниз, на коричневый пластик стола «Формайка».
Остальные присутствовавшие в зале в напряженной тишине наблюдали за тем, как по проходу медленно шли две девочки двенадцати лет и одна семнадцати; на каждой был надет чепчик и длинное черное платье с белым накрахмаленным воротничком. Они вместе присели на три побитых металлических складных стула, которые поставили для них рядом с местом для свидетелей.
— Энн Патнэм, Абигейл Уильямс и Элизабет Хаббард, клянетесь ли вы торжественно…
Когда они опустили правые руки, прокурор с серьезным видом скомандовал:
— Обвиняемый, пожалуйста, посмотрите на этих свидетелей.
К удивлению и огорчению Винки, как только он поднял на них глаза, все три девочки упали на бежевый пол, корчась и издавая стоны.
— Тише, тише, тише! — сказала Уильямс, расправив руки, будто собиралась взлететь.
— Я не стану, не стану, не стану помечать карты! — закричала Патнэм, встала и начала носиться по залу.
— Госпожа Кормилица! — закричала Хаббард, указывая пальцем. — Неужели вы ее не видите? Да ведь вон она стоит!
Пристав направил пистолет в сторону окна, но там ничего не происходило.
— Ваша честь, пожалуйста, — закричал Неудалый. — Очевидно, они не смогут давать показания в таком состоянии.