Но кто тогда, спрашивал он себя, были его ангелы?
Винки против государства
1
— Мистер Винки, надеюсь, могу говорить откровенно, и поэтому я обязан настоять, откровенно настоять на том, чтобы вы дали собственные показания.
Винки махнул головой. Казалось, что все его существо восставало против того, чтобы говорить перед тем, кто его обвинял, и теперь он даже не мог заставить себя сказать слово «нет» своему адвокату. Он еще раз махнул головой.
Неудалый принялся прохаживаться по камере взад-вперед, схватившись за голову.
— Но в самом деле, но как, но что, но черт возьми…
Дэррил, который до сих пор мирно сидел на своей койке, раскрашивая тетрадь, поднял глаза, чтобы посмотреть, не досаждал ли адвокат его другу.
— Мистер медведь? — спросил он, держа наготове два кулака.
Неудалый так и замер, но Винки показал обеими лапами, чтобы тот успокоился, и Дэррил нехотя вернулся к своим карандашам.
Вздыхая, адвокат присел на свой складной стул.
— Хорошо, мистер Винки, если вы хотите этого, но, но, но, опять же, поскольку завтра начинается процесс вашей защиты, я обязан…
Винки закрыл глаза и замер, восторгаясь силой и красотой своего молчания, когда власти так старались заставить его заговорить. Почему-то теперь оно доставляло ему не такое удовольствие, как раньше, но он сказал себе, что оно было великолепно и что надо продолжать молчать так же решительно.
— Оранжевый, — прошептал Дэррил. Неудалый умолк, и теперь лишь бесшумно оставлял на бумаге свой след цветной карандаш.
От ночи бессонного сопротивления медведь стал угрюмым, и у него болела голова, но когда в то утро его вели на суд, он подумал о том, что, может, мельком увидит сквозь ноги толпы сияние улыбки, которое он не смел надеяться найти. Агенты Майк и Мэри Сью и помощник Уолтер, казалось, возились с ним дольше, чем обычно, открывая три спутанные цепи, что соединяли его наручники с их запястьями. Но когда его наконец подняли и посадили на место, а охранники расступились, Винки повернулся и увидел, как с первого ряда ему машет рукой и радостно улыбается Франсуаз. Рядом с ней сидела привлекательная женщина с темными густыми волосами, ниспадающими на плечи. Она тоже улыбалась, и Франсуаз показывала на нее взглядом так, что Винки догадался, что это была Марианна. Поднимая на несколько сантиметров лапу (выше он, в принципе, и не мог), медведь подумал, что легко бы зарыдал — оттого, что Франсуаз была невредима; оттого, что она на его стороне.
Он повернул голову, и Неудалый прошептал:
— Доброе утро, мистер Винки, как самочувствие, хорошо, я вижу, вы заметили мисс Фуа, отлично, но, пожалуйста, больше не машите ей, я очень нервничаю, и я не хочу, чтобы вы давали им какой-либо повод, вообще никакого повода для них продолжать держать вас тут, не сейчас, когда нам нужно так сосредоточиться. Я имею в виду, хорошенько, хорошенько, хорошенько сконцентрироваться на вашей защите, так что, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, мистер Винки, умоляю вас, сдерживайте себя.
Винки не знал, что еще можно в такой ситуации поделать, поэтому принял грустный вид.
— И никаких вытянутых лиц! Вы должны быть воплощением уверенности, мистер Винки! Мы оба. Один Бог знает, как тяжело мне это дается, я не хочу беспокоиться еще и о вас!
Винки пристально посмотрел на него.
— Хорошо, я, я, я извиняюсь, гм, гм, гм, не обращайте внимания. Пожалуйста!
Винки кивнул в знак прощения, и Неудалый продолжил рассказывать, возбуждаясь все больше, историю освобождения Франсуаз.
— Это действительно прекрасно! Образцовый случай. Настоящее зрелище. Видите ли, гм, гм, подруга мисс Фуа тоже уборщица, то есть человек, который убирает, не важно, не важно, как я говорил, она работает не в больнице, скорее, случайно так получилось, что она убирает в старом здании в центре города, где находится, гм, понимаете, районный общественный Центр для представителей нетрадиционной ориентации и, кроме того, кроме того, Юридическая консультация, Американский Союз Защиты Гражданских Свобод, «Люди за нравственное отношение к животным».
Винки в замешательстве смотрел на него.
— Вы слышали об Американском Союзе Защиты Гражданских Свобод? — спросил Неудалый, поднимая обе руки. Он вздохнул. — Я, я, я не могу объяснить вам все это сейчас, и в любом случае, в любом случае, это не имеет значения. Важно то, что они все в этом замешаны, каждый по своей причине, конечно же, и профсоюз медработников тоже, и, ну, — достаточно сказать. — Он вытянул руки и окончательно повторил: — Достаточно… сказать…