Между нами втайне установились отношения, которые я скорее всего сравнил бы с сюзеренными отношениями между двумя государями. Он взял меня под свое покровительство, не подумав спросить на это моего согласия. Я ведь был «грингорном», а он испытанным вестманом, слова и действия которого были непогрешимы. Как только представлялся к этому случай, он немедленно принимался за мое теоретическое и практическое обучение во всем, что необходимо было уметь и знать на Диком Западе, и хотя высшую школу я прошел у Виннету, но моим первым учителем был Сэм Хоукенс. Он собственноручно сделал мне лассо и позволил упражняться в его метании на себе и на своей лошади. Когда я достиг того, что петля каждый раз без промаха обхватывала цель, он искренне обрадовался и воскликнул:
– Превосходно, сэр! Вот это так! И все же не зазнавайтесь, хотя я вас и похвалил! Иногда учитель должен хвалить и самого глупого ученика, чтобы тот окончательно не застрял в учении. Я уже был учителем многих юных вестманов, и все они учились успешнее и понимали гораздо быстрее вас, и все же, если вы будете продолжать в таком же духе, может быть, лет через шесть-восемь вас нельзя будет больше назвать грингорном. А пока что можете утешиться тем, что дуракам везет, иногда они достигают большего, чем умные!..
Казалось, он говорил это совершенно серьезно, а я так же серьезно слушал его, однако я отлично знал, что он думал на самом деле.
Мне больше всего нравилась практическая учеба, но у меня было много работы по службе, и, если бы не Сэм Хоукенс, я никогда бы не находил времени для упражнений в ловкости, столь необходимой для охотника прерий. Между прочим, мы скрывали от других наши занятия, они происходили обыкновенно на таком расстоянии от лагеря, что нас оттуда нельзя было видеть. Таково было желание Сэма, и когда я однажды хотел узнать причину, он мне ответил:
– Делаю это ради вашей же пользы, сэр! Вы так неловки во всем, что я устыдился бы до глубины души, если бы этим молодчикам удалось увидеть вас. Ну вот, теперь вы это знаете, хи-хи-хи! Примите сказанное к сведению!
Следствием было то, что вся компания стала весьма сомневаться в моем умении обращаться с оружием, как и в моей физической ловкости, что, однако, меня нисколько не обижало.
Несмотря на все упомянутые препятствия, мы наконец могли рассчитывать, что через неделю достигнем соседнего участка. Нужно было отправить курьера, чтобы сообщить туда об этом. Бэнкрефт заявил, что он сам поедет в сопровождении одного из вестманов: мы не раз уже через гонцов поддерживали сношения с соседними участками.
Бэнкрефт решил отправиться в воскресенье утром. Перед отъездом была устроена пирушка, в которой участвовали все, за исключением меня, единственного, кого не пригласили. Не было также Хоукенса, Стоуна и Паркера, которые не захотели пить. Как я уже заранее предполагал, пьянство прекратилось лишь после того, как Бэнкрефт оказался не в состоянии ворочать языком. Его собутыльники также не отставали и были пьяны не менее, чем он. О поездке не могло быть и речи. Вся братия залезла в кусты, чтобы выспаться. В таких случаях у них всегда этим кончалось! Что было делать? Гонца необходимо было послать, а между тем все они могли проснуться не раньше, чем к вечеру. Лучше всего было бы отправиться мне самому, но было ли это возможно?
Я был убежден, что в течение четырех дней моего отсутствия не будет и речи о какой-либо работе. В то время, как я советовался об этом с Сэмом Хоукенсом, он указал пальцем на запад и произнес:
– Вам вовсе не надо ехать, сэр! Можно передать вести через всадников, которые едут сюда.
Посмотрев в указанном направлении, я действительно увидел двух приближавшихся к нам верховых. То были белые, в одном из них я узнал старого скаута, который уже несколько раз привозил нам известия с соседнего участка. Другой всадник был помоложе, и одет он был иначе, чем одеваются вестманы. Я его раньше никогда не видел. Когда я вышел навстречу, верховые задержали лошадей, и незнакомец спросил мое имя. Узнав его, он посмотрел на меня приветливым и испытывающим взглядом.
Так вы, значит, тот молодой джентльмен, который выполняет здесь всю работу, в то время как остальные лентяйничают! Вы догадаетесь, кто я, если я назову свое имя. Меня зовут Уайт.
Это был управляющий соседнего с нашим участка, куда мы собирались отправить гонца. Очевидно, какая-то особая причина заставила его явиться к нам. Он слез с лошади, протянул мне руку и окинул глазами наш лагерь. Увидав спящих, а также бочонок из-под бренди, он улыбнулся значительно и далеко не дружелюбно.