Наконец-то я смог перевести дыхание. Казалось, еще немного, и все мои силы лопнут, как струны. Сэм был в восторге:
— О небо, у вас больше сил, чем у этой скотины! Если бы вы могли сейчас увидеть свое лицо!
— А что в нем такого!
— Глаза вот-вот выскочат из орбит, губы распухли, того и гляди брызнет кровь.
— Ничего особенного, такое бывает с гринхорном, когда он не позволяет себя сбросить, в то время как опытные ловцы мустангов летят на землю, да еще отпускают собственного коня на прогулку по прерии.
Добряк Сэм состроил жалкую гримасу и примиряюще произнес:
— Ох, и не говорите, сэр! Уверяю вас, что такое может случиться даже с самыми опытными вестменами Дикого Запада. А вам везет. И вчера, и сегодня.
— Надеюсь, что и впредь удача не оставит меня. А вот о вас такого не скажешь. Как там ноги и ребра?
— Не знаю. Как-нибудь на досуге соберу их и посчитаю, а пока пускай бренчат вперемешку. Такой дьявол мне еще не попадался! Думаю, теперь он, а точнее она, ведь эта скотина женской породы, будет благоразумнее.
— Наверняка. Смотрите, как бедняжка измучена, даже жалость берет. Пусть отдохнет, потом ее оседлаем, и вы поедете на ней домой.
— А если она опять взбрыкнет?
— Не бойтесь! Похоже, она уже смирилась, и вы заполучили замечательную лошадку.
— И я так считаю. Знаете, мне она сразу приглянулась. А вот вы нацелились на сивку. Очень глупо с вашей стороны.
— Вы уверены в этом?
— Еще бы, конечно, глупо!
— Я не об этом. Вы действительно думаете, что я выбрал сивого жеребца?
— А то кого же?
— Тоже мула.
— Правда?
— Да, хоть я и гринхорн, но знаю, что сивый вестмену ни на что не сгодится. Мул мне сразу понравился. Помогите мне поднять его на ноги.
Мы подняли мула. Он стоял смирно, хотя дрожь сотрясала все его тело, и не упирался даже тогда, когда мы начали седлать его. Сэм вскочил в седло, и мул повел себя как хорошо объезженный конь.
— Видно, у нее был когда-то хороший хозяин. И хороший к тому же наездник. Знаете, как я ее назову?
— Ну и как же?
— Мэри. Когда-то у меня была лошадка с таким именем, не буду изобретать другого.
— Значит, мул — Мэри, а винтовка — Лидди?
— Ну да, очень милые имена, не правда ли? Послушайте, окажите мне еще одну услугу.
— Какую?
— Не рассказывайте никому о том, что здесь произошло. По гроб жизни буду вам благодарен.
— Какие могут быть разговоры! Все и так ясно, — понимающе согласился я.
— Да я о другом. Эта банда в лагере со смеху помрет, если узнает, как именно Сэм Хокенс стал обладателем своей очаровательной Мэри! Уж они меня со свету сживут, если вы об этом расскажете.
— Что вы такое говорите! — прервал я его. — Вы — мой учитель и друг, разве я не понимаю.
В его маленьких, лукавых глазках блеснула слеза.
— Да, сэр, я вам друг, — растрогался он, — и был бы счастлив, если бы и вы испытывали ко мне теплые чувства.
Крепко пожав ему руку, я ответил:
— Могу доставить вам это удовольствие, дорогой Сэм. Будьте уверены, что я люблю вас так, ну… как любят доброго почтенного дядюшку! Вас это устраивает?
— Вполне, сэр, вполне! Я в восторге, я счастлив, я сгораю от желания прямо здесь, не сходя с места, доказать свою признательность. Скажите, что мне сделать? Хотите, к примеру, я съем свою Мэри прямо сейчас, на ваших глазах, вместе со всеми потрохами, с костями и шкурой? Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы я замариновал свой парик и слопал? Или вот еще…
— Хватит, хватит, милый Сэм! — засмеялся я. — Избави Бог, я не хочу потерять друга. Ведь в первом случае вы наверняка лопнете, а во втором умрете от несварения желудка, ему вашего парика не вынести. Вы уже сделали для меня много хорошего, и вам еще не раз представится случай доказать свою любовь. А пока пощадите бедную Мэри, а заодно и себя. И давайте поспешим в лагерь, мне еще надо поработать.
— А что же вы здесь делали — прохлаждались? Если уж это не работа, то я просто не знаю, что тогда называть работой, — заворчал Сэм.
С помощью лассо я привязал коня Дика Стоуна к своему седлу, и мы двинулись в лагерь. Мустанги давно исчезли, а мул был настолько смирен, что Сэм не уставал его хвалить:
— Она прошла школу, эта Мэри, и очень хорошую школу! С каждым шагом убеждаюсь, что у меня будет отличная верховая лошадка. Вот сейчас умница Мэри понемногу вспоминает все, что когда-то умела и что в стаде мустангов у нее вылетело из головы. Похоже, у нее есть не только темперамент, но и характер.
— А если еще и нет, то у вас она пройдет отличную выучку, ведь для этого она не так стара.
— Сколько ей лет, как вы думаете?
— Самое большее — пять.
— Я тоже так считаю, потом установлю точно. Спасибо вам за Мэри, если бы не вы — не видать мне ее. Смотрите, как получилось — за такое короткое время вы научились охотиться и на бизонов, и на мустангов.
— На Диком Западе нужно быть готовым ко всему. Надеюсь, что научусь охотиться и на других зверей.
— От всей души желаю всегда выходить победителем из таких схваток, как вчера и сегодня. Особенно вчера, ведь ваша жизнь висела на волоске. Сразу видно гринхорна: подпустил бизона вплотную и лишь потом выстрелил ему в глаз. Виданное ли дело? Вот они, неопытность и легкомыслие гринхорна! Советую впредь быть более осторожным и не таким самоуверенным! Охота на бизонов — опаснейшее дело, и только одна вещь на свете опаснее ее.
— Какая?
— Охота на медведя.
— Черного с желтой мордой?
— Вы имеете в виду барибала? Это смех один! Барибал настолько добродушен и спокоен, что его можно научить стирать и вышивать гладью. Я говорю о гризли, сером медведе со Скалистых гор. Наверное, читали о нем?
— Читал.
— Не дай вам Бог встретиться с ним! Громадина, на две головы выше человека, если встанет на задние лапы. Щелкнет зубами, а вместо головы фарш. А уж свиреп! Не успокоится, пока не разорвет врага в клочья.
— Или враг — его!
— Ого! Глядите, он опять хорохорится! Уж не путаете ли вы огромного свирепого гризли с маленьким безобидным енотом?
— Отнюдь. Я понимаю, он опасен, но нет на свете диких зверей, которых нельзя одолеть. В том числе и гризли.
— Вы и это нашли в книжках?
— Конечно.
— Гм, сдается мне, книжки — главная причина вашего легкомыслия. Вроде бы вы, сэр, человек разумный, чтоб мне лопнуть, но боюсь, у вас хватит ума пойти на серого медведя, как вчера на бизона.
— Если надо будет, пойду.
— Надо? Глупости! Что вы имеете в виду? Каждый волен поступать как сочтет нужным.
— Например, трусливо бежать? Вы об этом подумали?
— Да, но это совсем не трусость — убегать от гризли. Наоборот, нападать на него — верное самоубийство.
— Я иного мнения. Если зверь застанет меня врасплох, если не будет времени для бегства, придется обороняться. А если он бросится на моего товарища, приду на помощь. Впрочем, считаю себя вправе и без особой на то причины просто поохотиться на серого медведя, хотя бы для того, чтобы испытать себя. К тому же, говорят, медвежьи лапы — лакомство, каких мало.
— Честное слово, вы неисправимы, мне страшно за вас. Молите Бога, чтобы не пришлось поближе познакомиться с этими лапами! Хотя и в самом деле вкус у них отменный, куда там вчерашнему бизоньему окороку.
— Не стоит заранее так из-за меня трястись. Скажите, а здесь водятся гризли?