Испуганно глядя на пришельца, девушка прошептала:
- Убили Виолу.
- Шутки шутить изволите? - Ковальский притиснул девушку к стене, одновременно с тем ловко поймав её запястье и вывернув назад. - Сговорились мне баки заливать, да? Не пройдёт!
- Псих! Руку сломаешь! - взвыла девица, пытаясь оторвать его от себя. - Лиза, тресни его как следует!
- Да что же это такое! Уберите его! - её подруга вцепилась в пиджак Ковальского, оттаскивая его назад. Не отпуская первую артистку, Ковальский изловчился и лягнул вторую каблуком. Та пронзительно завизжала. Расчёт сыщика оказался верен. На шум скандала в коридор вышел директор "Шоу Ку-ку", стройный брюнет лет сорока с нафабренными усами и причёской почти как у самого Ковальского.
- Что здесь происходит? - холодно спросил он, вынув изо рта янтарный мундштук с папироской. Ковальский немедленно выпустил свою жертву, одёрнул на себе костюм и посмотрел на директора ясным взглядом бесстыжих синих глаз.
- Ваши дамочки на меня напали, месье. Вцепились, как бешеные кошки.
- Напали! - возмутилась Лиза. - Сам ненормальный, чуть руку Фанни не вывихнул...
- Я всего лишь хочу видеть Виолу Харди, - перебил её Ковальский. - А мне тут морочат голову и несут какую-то муру.
Директор изменился в лице.
- Кто вы ей? Вы её знали?
- Выступал с ней раньше в одном номере. А теперь, значит, она стала такой звездой, что знаться со мной не хочет?
- Девочки, уйдите, - поспешно сказал директор. Лиза и Фанни неохотно подчинились. - Понимаете, мистер... как вас?
- Зовите меня просто Гастон, - учтиво откликнулся Ковальский и снял шляпу. - Моё старое сценическое имя - всё, что у меня осталось.
- Понимаете, Гастон, Виолу убили третьего дня.
- В самом деле!.. - воскликнул Ковальский и привалился к стене. Тросточка выпала из его руки и покатилась по полу. Директор подхватил его под локоть.
- Воды?
Ковальский посмотрел на него затуманенным взором.
- Виолу... - пролепетал он. - Кто бы мог подумать!
Если он и не выступал когда-то в варьете, актёрские способности у него в любом случае имелись.
Директор подобрал его трость и вложил ему в руку.
- Пройдёмте ко мне в кабинет, - сказал он, - выпейте бренди. Меня зовут Фрэнк О'Брайан.
Усадив Ковальского на диван, он закрыл дверь на задвижку и вынул из тумбочки бутылку. Разливая бренди по стаканам, он обернулся через плечо.
- Тоже, значит, были её поклонником? Неудивительно, такая женщина... Ладно, помянем.
- Не могу поверить, - всхлипнул Ковальский, сжимая в руке стакан. - Кто? Кто её убил?
- Жена этого вшивого баронета, который за ней увивался. Надеюсь, аристократок тоже вешают.
Ковальский, давясь слезами, проглотил полстакана бренди.
- Ох, Виола! Прыгнула на свою голову в постель к баронету... Конечно, у него имение, деньжищи и всё такое...
- Ревнуете покойницу, Гастон? - директор залпом допил бренди и налил себе ещё. - Ужас в том, что её убили зря. Между ними ничего не было.
- Да ну, - недоверчиво хмыкнул Ковальский. Директор придвинулся вместе с креслом к нему.
- Можете мне поверить. Случилось глупое недоразумение... чудовищно глупое. Бедная малышка!
Заметив на подоконнике стопку афишек, Ковальский взял их и принялся перебирать.
- Бедная малышка, - повторил он вслед за О'Брайаном, рассматривая листки. - Вы позволите мне взять что-нибудь на память?
- Из этого - что хотите, - сказал директор. - Они уже никому не понадобятся.
- Это её последняя программа? - спросил сыщик. Директор кивнул.
- Да, то, с чем она выступала в течение последнего года. Три потрясающих сольных номера - джига, фламенко и танец живота.
- Хммм, - протянул Ковальский, глядя в афишку. - Здесь есть и второе отделение.
О'Брайан хихикнул.
- Естественно.
- А во втором отделении, верно, как водится, было что-то особенное?
Слово "особенное" Ковальский произнёс так, что О'Брайан засмеялся нервным смешком.
- Ценю знатоков, - ответил он. - Ну конечно, у нас была особая приманка. Секретный номер "Шекспировская ночь". Виола в нём была неподражаема. Она танцевала чечётку в мужском костюме, а потом раздевалась. Публика на месте сходила с ума.
- Ага, - сказал Ковальский. - А кто этот Себастьян, который указан рядом с ней в программе?
- Ревнивый вы человек! Это сценический псевдоним её брата, Мартина Харди. Первую часть чечётки они исполняли вдвоём.
- Мне следовало догадаться, - вздохнул Ковальский. - Конечно, раз Шекспир... Когда мы виделись последний раз, её брат был ещё маленьким, и я не подумал, что он может выступать. Ведь сейчас ему шестнадцать?
- Семнадцать. Виола на восемь лет старше... была старше.
- Была! - Ковальский шмыгнул припухшим носом. - Не могу привыкнуть к этому слову.
- Ещё бренди?
- Ах нет, спасибо. Так можно я заберу эту афишку?
- Я же сказал, берите хоть все.
- А фотокарточки её у вас не осталось?
- К сожалению, здесь нет. У Мартина надо спрашивать, но сегодня его не будет. Номер отменили.
Он поднялся с кресла и положил руку на плечо Ковальскому.
- Чем мне вам помочь? Если вы не против переночевать в гримёрке, то я вам дам адрес Мартина, и утром вы сходите к нему. Он живёт недалеко, но сейчас наверняка где-то шляется, его не застать.
- Сердечно благодарю, - заявил Ковальский и крепко обнял директора. - Я никогда не забуду вашей услуги.
Если бы директор мог знать истинный смысл последней фразы, он вряд ли бы рискнул помогать тому, кого называл Гастоном.
6.
Утром в гостиницу "Лиса и фазан" пришла телеграмма, заставившая её адресата немало поломать голову. Значилось там вот что:
СВЯЖИТЕСЬ ЛОНДОНОМ НАСЧЕТ МАРТИНА ХАРДИ ТЧК БУДУ ДВУХЧАСОВЫМ ПОЕЗДОМ ТЧК КОВАЛЬСКИЙ
Всё, что понял из этого инспектор - это что брат Виолы Харди, по-видимому, имел какое-то отношение к делу. Но что имел в виду Ковальский? Что Харди соучастник преступления или что он знает какие-то факты, касающиеся отношений его сестры с сэром Реджинальдом? Уж не он ли послал Виолу в Фервуд, когда там находилась разгневанная леди Фицрой? Как жаль, что на квартире брата и сестры не было телефона, а то бы, может статься, вскрылись бы важные обстоятельства предыдущих дней.
Солгрейв ещё размышлял над телеграммой, когда в номер снова постучали. За дверью оказался курьер, державший плотно заклеенный коричневый пакет.
- Вы будете инспектор Солгрейв?
Инспектор предъявил удостоверение, расписался и несколько секунд стоял с пакетом в руках, слушая удаляющиеся шаги курьера в коридоре. Хотя на пакете не было обратного адреса, он догадывался, кто мог его прислать. Достав перочинный нож, он распорол коричневую бумагу. Внутри был всего один предмет - картонка с наклеенными фотографиями.
Фотографий было две. На первой была, несомненно, Виола Харди, снятая в полный рост вместе со своим братом - невысоким юношей с мягкими чертами лица. Они стояли рядом на ступеньках какого-то здания, Виола прислонилась к балюстраде, а Мартин изображал танец, отставив ногу и выбросив в сторону руку с зонтиком. На второй фотографии была одна Виола в мужском костюме...
Или нет. Странная форма карточки, поза фигуры - точно та же отставленная нога, точно та же рука с зонтиком, - говорили о том, что второй снимок вырезан из копии первого. Солгрейв поднёс картонку к самым глазам. Голова Виолы была приклеена к туловищу Мартина... но нет, он ошибся. Голова Мартина была на месте. В обрамлении подклеенной к ней причёски Виолы.
- Дьявольщина, - вслух сказал Солгрейв. Причёска (впрочем, она была париком - инспектор вспомнил запись в деле) подчеркнула фамильное сходство, которое в обычных условиях не так бросалось в глаза. Разумеется, лица были всё же не одинаковы, но человек, малознакомый с сестрой и ни разу не видевший брата, мог запросто обмануться.