Мне больше нечего терять, и он больше не влияет на мой чек. Я даже не расстроилась, когда поняла, что мне не заплатят за последние несколько дней, что я провела с ним, потому что не собиралась связываться ни с Эйденом, ни с Тревором. То, как я ушла и как послала его в процессе, стоило каждого пенни, что я потеряла.
— Почему ты здесь, Эйден? — наконец, нарушила я тишину, когда прошла минута или две с момента, как мы присели.
Руки Эйдена лежали на коленях, лицо отстраненное, как всегда перед игрой; даже его плечи напряжены сильнее, чем всегда, спина идеально прямая. Не думаю, что даже дома я видела его таким напряженным. Его волосы свежевымыты, он выглядел здоровым и в отличной форме. Как и всегда. Как будто и месяца не прошло с тех пор, как мы в последний раз видели друг друга.
Он направил свой взгляд на меня и произнес:
— Я хочу, чтобы ты вернулась.
Я сплю. Вероятно, лучше использовать не это слово. Это ночной кошмар? Может, бред?
— Извини? — выдохнула я, наблюдая за белками его глаз, чтобы убедиться, что они не налиты кровью. Затем я быстро вдохнула, чтобы проверить, что от него не воняет. Не воняло, но, вероятно, все возможно. — Ты... ты на наркоте сейчас?
Эйден тяжело и медленно моргнул. Его короткие, но удивительно густые ресницы опустились на секунду.
— Извини? — его тон был сдержанным и контролируемым.
— Ты на наркотиках? — повторила я, потому что невозможно, чтобы он в трезвом уме просил меня об этом.
Верно же?
Он смотрел на меня немигающим и серьезным взглядом, сжимая губы.
— Я не на наркотиках, — ответил он, явно оскорбленный.
Я смерила его взглядом, будто не веря ему, потому что так и было. Что, черт побери, позволило ему думать, что я вернусь к работе на него?
Наркотики.
Наркотики заставили его думать, что это хорошая идея — потратить время и приехать сюда. Разве прощального комментария, который я просила Тревора передать, не хватило?
То, о чем я думала, вероятно, отразилось на моем лице, потому что он покачал головой и повторился:
— Я не на наркотиках, Ванесса.
Я выросла с зависимым человеком и точно знала, что они отрицают свою проблему, даже если намеки, которые они не могли контролировать, были прямо на лице. Я прищурилась и снова изучила его черты, пытаясь найти хоть один признак.
— Перестань так на меня смотреть. Я ни на чем не сижу, — настаивал он Слабая линия пересекла его загорелый лоб — доказательство, что он проводит время на солнце, и что ему тридцать лет, а не двадцать два.
Я рассматривала его руки, чтобы убедиться, что на них нет странных шрамов, и ничего не нашла. Затем его ладони, пытаясь вглядеться в деликатную кожу между его пальцев, чтобы заметить там какие-либо метки. До сих пор ничего.
— Я ничего не употребляю, — он замолчал. — Разве я когда-либо принимал болеутоляющее?
Настала моя очередь замереть и встретиться с его взглядом в безопасности своей квартиры, затем я медленно произнесла:
— Никогда, — я сглотнула. — Но тогда я не знала, что ты еще и мудак, — ответила я до того, как смогла остановить себя.
На секунду он дернулся назад. Действие было мимолетным, меньше, чем крошечным, но я заметила. Его ноздри широко раздулись — жест настолько преувеличенный, что я не могла принять его.
— Ванесса...
— Мне не нужны твои извинения, — мои руки лежали на коленях, и маленький намек на предательство пробил себе путь прямо мне в грудь, напоминая, что, может, я и не перешагнула полностью через то, что произошло. Может. Но я заставила себя сказать ему: — Мне ничего от тебя не нужно.
Он открыл рот, и я могла бы поклясться своей жизнью, что мышцы на его скулах дернулись. Он издал тихий звук, будто запнулся, будто хотел сказать мне нечто существенное впервые с тех пор, как мы знаем друг друга, но не знал, как это сделать.
Но дело в том, что я была не в настроении для этого.
Все, что он намеревался сказать, запоздало на месяц. На год. На два года.
Я солгала своим любимым о том, почему так неожиданно уволилась. Добавила еще одну ложь к списку того, о чем не рассказывала им за все эти годы, потому что не хотела, чтобы они волновались или злились из-за чего-то такого глупого и ничтожного.
Хотя это не важно. Я больше не работала на него и честно ожидала, что больше никогда его не увижу. Какой смысл в изменении формы? Я пыталась говорить себе, что уйти так, как сделала я, было лучшим из возможных вариантов. В противном случае, кто знал, как долго я зависла бы там, ожидая замены? Может, они попытались бы быстро избавиться от меня, но я никогда этого не узнаю.
Мы были такими же, как и всегда. Я ничего не чувствовала, кроме насущного гула узнавания чего-то, что я видела сотни раз. Это парень, которого я обожала, которого когда-то уважала, который немного разбил мне сердце и разочаровал меня.
«Хотя я двинулась дальше», — подумала я, успокаивая свои руки.
— Я просто хочу знать, зачем ты здесь. У меня, правда, есть дела, — произнесла я спокойным голосом.
Парень, который заработал свое прозвище в старшей школе, потому что даже тогда был большим сукиным сыном, склонил голову набок, обводя языком верхние зубы. Большой узел его адамова яблока дернулся, прежде чем он, наконец, снова посмотрел на меня.
— Я ожидал, что ты вернешься через несколько дней, но этого не произошло.
Разве я была такой слабачкой?
— Ты, правда, думал, что я сделаю это? — я послала ему свой лучший «ты серьезно?» взгляд.
Его глаза на мгновение дернулись в сторону, но он не признал это и не отверг.
— Я хочу, чтобы ты вернулась.
Несмотря ни на что, он не вызовет во мне чувство вины. Я даже не задумывалась над своим ответом.
— Нет.
Он решил проигнорировать меня. Шокирующе.
— Я пытался заставить Тревора найти тебя, но никто даже не знал, что у тебя есть еще один мобильный или твой правильный адрес.
Конечно, никто не знал, потому что никто из них не приложил никаких усилий, чтобы поближе узнать меня, но я придержала это при себе. Адрес, который был у них, это место, где я жила с Дианой и ее братом в Форт-Уэрт, в соседском с Далласом городке.
Родриго съехал через полтора года после того, как его девушка забеременела, а когда я получила работу у Эйдена, то приобрела собственное жилище — мне надо было быть в Далласе вместо того, чтобы почти час мотаться туда-сюда каждый день. С тех пор Диана переехала в собственную квартиру.
От меня также не ускользнуло, что Эйден не упомянул имя Зака. Лишь он в нашем маленьком кругу знал мой личный номер, и я уверена, что не поделился бы им.
— Вернись.
Я поправила дужку своих очков и использовала самое сильное, неунывающее слово в английском языке:
— Нет.
— Я буду платить больше.
Заманчиво, но:
— Нет.
— Почему нет?
Почему нет? Чувак. Это единственный человек, который может быть таким... таким тупоголовым. Он не извинился передо мной за то, что сказал. Он даже не пытался быть милым и добиться, чтобы я вернулась назад — не то чтобы я вернулась. Все это — то же самое старое дерьмо, как и всегда.
Вернись.
Почему нет?
Бла-бла-бла.
Почему нет?
Зачем мне, черт возьми, делать это?
Я почти сказала ему, что сожалею о том, что не делаю то, чего он хочет, но это не так. Даже капельку. Пока я смотрела на Эйдена, на то, как его огромная фигура поглощала мой диван, как он требовал, чтобы я вернулась назад, и не понимал, почему я не хотела, и я понимала, что быть «милой» — не вариант. Я должна сказать ему правду, по крайней мере, что-то близкое к правде. Крошечная, незрелая часть меня хотела быть грубой.
Я хотела причинить ему такую же боль, что он причинил мне, но пока я смотрела на него, я видела мужчину, который обеспечил меня работой, которая позволила мне накопить и исполнить свои мечты. Это тот же человек, которого я видела в его худшие моменты, когда он столкнулся с вероятностью, что больше никогда не сможет делать единственное, что любит.