— Я никогда такого не говорил, — ответил он грубым, низким голосом.
— Тебе и не надо было, — действия говорили громче слов.
Он издал раздраженный звук, а за этим последовали слова, которые остановили меня, когда я уже собиралась убрать воду в холодильник.
— Ты хороший работник.
Раз, два, три, четыре, пять…
Из всего, что он мог сказать...
Я могла ударить его по лицу прямо в эту минуту. Правда, могла.
— В мире очень много хороших работников. Ты довольно хорошо платишь, чтобы кто-то хорошо занимался своими обязанностями, — я убрала воду в холодильник и закрыла дверцу. — Не знаю, почему ты здесь. Почему настаиваешь на том, что хочешь, чтобы я вернулась, когда я не хочу больше быть твоим ассистентом, Эйден. Еще яснее я не могу выразиться.
Вот. Я сказала, и это оказалось, как болезненно, так и освобождающе.
— Помнишь, когда я только начала работать на тебя? Помнишь, как я каждый день говорила тебе «доброе утро» и спрашивала «как дела»?
Он ничего не ответил.
Идеально.
— И помнишь, сколько раз я спрашивала у тебя, что не так, или пыталась шутить, а ты только игнорировал меня? — я облизнула губы и замолчала. Я прижималась одним плечом к холодильнику и таким образом хорошо видела Эйдена за кухонным столом. — Не думаю, что кто-то может действовать тебе на нервы, пока ты им не позволишь. И в любом случае, ничего из этого больше не важно. Я не хочу на тебя работать.
Здоровяк выпрямился на своем месте, его ноздри раздувались.
— Это важно, потому что я хочу, чтобы ты вернулась.
— Начнем с того, что тебя это даже не волновало, когда я была там, — внезапное раздражение из-за того, что он пытается делать, разбередило мои нервы. «Ты не будешь биться головой об холодильник. Ты не будешь биться головой об холодильник». — Ты меня даже не знаешь…
— Я знаю тебя, — прервал он меня.
Раздражение, с которым я была доселе незнакома, сжало мою грудь.
— Ты не знаешь меня. И ты никогда не пытался узнать, так что не выдумывай, — ответила я и по какой-то глупой причине сразу почувствовала вину. — Я сказала тебе, что ухожу, а тебе было плевать. Не знаю, почему тебя заботит это сейчас, но это не важно. Эти рабочие отношения между нами закончены, и вообще, это все, что между нами было. Найди кого-то другого, потому что я не вернусь к тебе на работу. Конец истории.
Эйден не моргал, не вдыхал и не выдыхал; он даже не дернулся. Его взгляд впился в меня, а зрачки были точно как всезнающие лазеры, способные манипулировать эмоциями. На очень долгое мгновение моя крошечная квартира погрузилась в тишину. Затем, внезапно, тоном, который полностью олицетворял Эйдена, будто он не слышал ни единого слова, вылетевшего из моего рта, он произнес:
— Я не хочу кого-то другого. Я хочу тебя.
Внезапно я пожалела, что не записала на диктофон его высказывание, так бы я смогла разослать его в интернете сотне девушек, которые засоряют его почтовый ящик предложениями о свиданиях, минетах, дружеских отношениях и сексе.
Но с каждой секундой я все больше и больше отвлекалась от того, чтобы это сделать.
Как, черт возьми, у него еще хватало наглости говорить мне такое?
— Может быть, — и я просто хочу, чтобы ты подумал об этом на будущее — ты должен рассмотреть остальные факты, которые играют главную роль в удержании работника. Ты знаешь, чтобы человек чувствовал, что он ценный работник, давай им причины оставаться лояльными к тебе. Дело не только в зарплате, — ответила я так мягко, как могла, даже если чертовски хорошо знала, что он не заслуживает такого мягкого отношения. — Ты найдешь кого-то. Просто это буду не я.
Его карие глаза были колючи и оставляли неприятное ощущение в глубине моего живота.
— Я буду больше тебе платить.
— Послушай меня. Ради всего святого, дело не в деньгах.
Казалось, в мгновение ока тысячи мыслей пронеслись в его голове, когда одна его щека дернулась в подобии гримасы.
Понятия не имею, о чем он думал. Я вздохнула. Как мы дошли до такого? Шесть недель назад я не могла заставить его сказать мне «Привет». Теперь он в моей квартире, сидит за моим дешевым обеденным столом и просит снова работать на него после того, как я ушла.
Это как эпизод «Сумеречной зоны». (Примеч. «Сумеречная зона» (англ. The Twilight Zone) — американский телевизионный сериал, созданный Родом Серлингом. Каждый эпизод является смесью фэнтези, научной фантастики, драмы или ужаса, часто заканчивающейся жуткой или неожиданной развязкой).
Его подбородок дернулся в определенном жесте, который был хорошо мне знаком.
— В следующем году истекает моя виза, — выдавил он.
И... я закрыла рот.
Несколько месяцев назад, помню, открыла его почтовый ящик и увидела письмо, что-то о его визе. Полагаю, это письмо, которое он снова получил после того, как я ушла, когда сказала, что он должен проверить документы, которые я оставила у него на столе.
Понятия не имею, как можно использовать визу, чтобы оправдать то, что ты мудак.
— Ладно. Ты уже отправил документы на ее обновление? — слова еще полностью не вылетели у меня изо рта, а я уже обдумывала, какого черта творю. Это не мое дело. Он сделал это не моим делом.
Но я не ожидала этого, когда он ответил:
— Нет.
Я не понимала.
— Почему нет?
«Черт возьми! Какого черта я делаю, задавая вопросы?» — ругала я себя.
— Это рабочая виза, — его слова были медленными, будто я умственно отсталая или еще чего.
Я до сих пор не понимала, в чем проблема.
— Это относится к тому, что я играю за «Три Сотни».
Я моргнула, думая, что его слишком часто били по голове за всю его карьеру.
— Не понимаю, в чем проблема.
Прежде чем я успела спросить, почему он переживает за свою визу, когда любая команда, с которой он подпишет контракт, поможет ему получить новую, он прочистил горло.
— Я не хочу возвращаться в Канаду. Мне нравится здесь.
И это коренной житель Виннипега, который лишь раз возвращался на родину с тех пор, как мы вместе работали. Я выросла в Эль-Пасо, но не часто езжу «домой», потому что больше не чувствую там себя как дома. У меня нет такого места, где я чувствовала бы себя в безопасности, или любимой, или в тепле, или все остальные чувства, которые у меня ассоциируются с «домом».
Я посмотрела на стену у его головы, ожидая следующего откровения, которое поможет мне понять смысл того, что он говорил.
— Я до сих пор не понимаю, в чем проблема?
С глубоким вздохом, он опустил подбородок на руку и, наконец, объяснил:
— Если я не в команде, я не могу остаться здесь.
Почему он не будет играть? Его беспокоит нога? Я хотела спросить, но не стала.
— Ладно... разве нет другой визы, на которую ты можешь подать заявление?
— Я не хочу другую визу.
Я выдохнула и закрыла дверь холодильника, пальцами обхватив стакан.
— Хорошо. Обратись к иммиграционному адвокату. Уверена, один из них поможет тебе получить постоянный вид на жительство, — секунду я жевала внутреннюю сторону щеки, прежде чем добавить: — У тебя есть деньги, чтобы все сработало, и это намного лучше, чем бывает у большинства.
Затем мне в голову пришла идея, и прежде чем дважды подумать о том, чтобы такое предлагать, или прежде чем я смогла передумать, потому что не испытывала к нему дружеских чувств, я выдала:
— Или просто найди американку и женись на ней.
Его взгляд переместился на потолок, а потом он стал внимательно изучать меня. Его грубые черты гладкие и ровные, и даже не нахмурившиеся.
— Найди ту, что тебе понравится, повстречайся с ней немного, а потом попроси выйти за тебя. После ты всегда сможешь развестись, — я замолчала и подумала о дальней кузине Дианы. — Есть люди, которые сделают это для тебя, если ты им заплатишь, но это довольно рискованно, потому что, уверена, это уголовное преступление — пытаться получиться документы, женившись только по этой причине. Есть над чем подумать.