— Мой брат играет за Луизиану, — объяснила я, решив придерживаться правды. То есть, в любом случае, я все равно не могла лгать.
— Ты его девушка?
Парень посередине ударил предплечьем друга справа.
— Не будь чертовым идиотом. Очевидно, что она его девушка, придурок.
— Вы оба придурки, — произнес «левый». — Он женат. Я читал об этом в интернете, — на его лице появилась нерешительность, когда он посмотрел на меня. — Правда ведь?
Черт. Ну, я сама сделала это с собой. Назвался груздем, полезай в кузов. Мое лицо покраснело, но я пыталась взять себя в руки.
— Ага.
— Я не удивлен. Мне нравятся твои волосы, — улыбнулся «правый».
Ага, мое лицо слегка покраснело, и я поерзала на месте, осознавая, что уже две недели назад мне надо было сделать что-то со своим увядающим сине-зеленым цветом и просто заново покрасить волосы.
— Ох, спасибо.
— Чувак, может, ты заткнешься, черт возьми? Грэйвс может съесть тебя живьем, если не убьет, — прошипел парень по центру.
Я восприняла это как намек развернуться и посмотреть вперед. Они продолжали спорить шепотом за моей спиной. Должна ли я притворяться идиоткой?
Некоторое время спустя, пока маленькая девочка пела Национальный Гимн, большая задница Эйдена опустилась на место рядом со мной.
Я прижала к себе локти, чтобы освободить больше места для него, когда он протянул мне сувенирный стакан, наполненный, как я подумала, «Доктором Пеппером». В другой его руке была бутылка воды.
Я прислонилась к нему и похлопала его по руке.
— Спасибо, Здоровяк.
Наши взгляды встретились, прежде чем он прислонился ко мне в ответ; слегка натягивая щеку изнутри своим языком.
— Тебе не нужно все время благодарить меня.
— Заткнись, — я использовала его же слова, в ответ он лишь покачал головой, его лицо было в паре миллиметрах от моего. Когда он уже начал отстраняться, я потянула его за рукав, притягивая ближе к себе.
И он не сопротивлялся. Эйден был так близко, что его подбородок, покрытый щетиной, касался кончика моего носа. Я не дернулась назад, осталась на месте, позволяя чудесному запаху чистоты, исходящему от его кожи, наполнить мои ноздри.
— Парни, которые сидят за нами, узнали тебя, — прошептала я.
Эйден чуть сдвинулся, и его рот потерся о мочку моего уха.
— Они тебе что-то сказали? — его жесткий, глубокий голос отдавался эхом в моей груди.
У меня ушли все мои силы, чтобы не вздрогнуть от его дыхания на чувствительном местечке на моей шее.
— Он спросили, ты ли это, и я ответила «да», — мне пришлось сглотнуть, когда еще один мягкий вздох коснулся моей шеи. — И они знают, что мы... ты знаешь... вместе.
Он не отреагировал.
— Я не знала, что сказать. Прости, — прошептала я.
Этого хватило, чтобы он отстранился и сухо посмотрел на меня.
— Ванесса...
Я опередила его.
— Заткнись.
— Я собирался сказать, чтобы ты перестала извиняться, но и это подойдет.
Он мне только что улыбнулся? Он самодовольно мне улыбнулся? Я не уверена. Я не уверена, но собираюсь принять это за «да». Да, он только что игриво улыбался мне.
И я моргнула. Мое сердце стукнуло два раза.
— В таком случае...
— Заткнись, — закончил он за меня.
Я рассмеялась и полезла в свою сумку, там под шарфом я спрятала красное яблоко от охраны и протянула его ему.
— Какой хороший мальчик. Если будешь хорошо себя вести, то я разобью в своей сумочке для тебя веганский бар.
Не знаю, что говорило обо мне то, что я ношу для него закуски, но не важно. Он как мой щенок, которого нужно часто кормить. Ну, знаете, большой щенок, из-за которого время от времени я ощущаю себя не в своей тарелке. Ага, не в своей тарелке. Вот так плохо.
Он взял яблоко и откинулся назад на своем сиденье, как раз когда центральный игрок команды подошел к центровой линии для розыгрыша. Как, черт возьми, я пропустила выход игроков на поле? Я сняла куртку, закатала свои рукава и приготовилась болеть за своего брата.
— Который из них он?
Я указала на парня с бледной кожей ростом под метр девяносто, которого в детстве наряжала в платья ради смеха.
— Тридцатый номер.
— Он выше, чем я думал, — заметил Эйден отсутствующим голосом.
— Думаю, его отец был высоким.
Эйден резко посмотрел на меня.
— Он у вас не общий?
— Нет. Уверена, что это не так. Насколько я знаю, своего я никогда не встречала, — и под этим я подразумевала, что ни один из мужчин не поднимал меня и не говорил, что он мой отец, когда я была ребенком.
Отец моего брата уделял мне не очень много внимания, когда был рядом. Когда я посмотрела на Эйдена уголком глаза, то заметила, что его лицо напряжено, а челюсть сжата.
— Что такое?
Его кадык дернулся.
— Ты никогда не видела своего отца?
Моя шея покраснела, и я внезапно ощутила стыд.
— Нет.
— Ты похожа на свою мать?
Я поправила дужку очков.
— Нет, — моя мать блондинка, бледная и ростом около метра шестидесяти пяти. Моя кожа больше персикового оттенка, натуральный цвет волос каштановый с красным оттенком, и я выше, чем остальные женщины в нашей семье.
— Мама моей подруги Дианы говорила, что мой отец, возможно, латиноамериканец или, может быть, кто-то со среднеземноморской внешностью, но я точно не знаю.
— Ты всегда была высокой?
Если я выпрямлюсь в полный рост, то буду почти метр семьдесят пять.
— Сестры раньше называли меня Слепой Жираф, — где «Слепой» равнялся «Суке». — В детстве у меня были одни ноги и очки… о-о, смотри. Они начинают игру.
Когда я подпрыгнула впервые, чтобы криками подбадривать брата, то поняла, что Эйден оказался не готов к тому, какая я на самом деле фанатка. По крайней мере, как я болею за своего брата.
К началу второй части он начал отстраняться от меня, суетясь и шепча:
— Ты пугаешь меня, — когда я встала и начала орать на судью за дерьмовое судейское решение против Оскара, моего младшего брата.
Но когда во время перерыва он распахнул глаза и притворился, что еще дальше отстраняется от меня, я рассмеялась.
— Кто ты? — невозмутимо спросил он, и я фыркнула.
— Что? На твоей игре вчера я была такой же.
Он слегка опустил веки.
— Зак видел тебя?
Я кивнула.
Эйден моргнул.
— Думаю, я хочу назад свою джерси.
Я заморгала.
— А мне пофиг, Солнышко. Теперь она моя.
Уголок его рта начал приподниматься, когда кто-то прокричал:
— «Три Сотни» отстой! Ты отстой, Торонто!
Какого черта?
Когда я начала оглядываться и выискивать идиота, который кричал, Эйден коснулся моего подбородка указательным пальцем. Я замерла.
— Не волнуйся.
— Почему? — я хотела повернуть голову, но, вероятно, его палец обладал силой Халка, потому что я не могла двинуться.
— Потому что мне не важно, что он думает, — произнес Эйден таким серьезным голосом, что я перестала смотреть по сторонам и сфокусировала все свое внимание на этом привлекательном, высеченном из камня лице.
— Но это грубо, — он отпустил мой подбородок, и теперь своей большой рукой придерживал меня за шею. Большим и средним пальцами он почти полностью обхватывал мое горло.
— Ты думаешь, что я отстой? — серьезно спросил он меня, его голос был очень тихим, чтобы его слышала лишь я.
Я фыркнула и уже собралась открыть рот, чтобы сказать что-то умное, но он слегка надавил большим пальцем, и я хрипло застонала. Черт, сделай так снова. Но каким-то образом мне удалось выдавить из себя:
— Нет.
— Тогда почему я должен переживать о том, что обо мне думают другие? — уверенно пробормотал он.
Говоря ему правду, я не опускала глаза:
— Я ничего не могу с этим поделать. Когда я работала на тебя, мне не нравилось, когда люди говорили гадости о тебе, а сейчас мне это нравится еще меньше.
Он впился в меня своими карими глазами.