— Скажешь мне после. Ты не умрешь, — ответил он с мягкой убежденностью.
— Нет, на всякий случай я должна сказать тебе сейчас, — настаивала я.
Эйден вздохнул.
— Ты не умрешь. Скажешь после.
— Но что, если...
— Ванесса, ты можешь это сделать. Я ни на секунду в тебе не сомневаюсь, и ты не должна сомневаться в себе, — потребовал он. — Я знаю, сейчас тебе больно, но я уверен, ни одна из твоих сестер не смогла бы сделать то, что сейчас собираешься сделать ты.
Он использовал убийственный удар. Единственное в мире, что могло привести меня в чувство. Эйден понимал меня и делал это отлично.
— Я смогу, — ответила я глухо. Я должна это сделать. У меня нет выбора, не так ли?
— Ты сможешь, — повторил он более уверенно. — Ты сможешь это сделать.
Сейчас или никогда, верно?
— Я смогу.
Он мягко и нежно рассмеялся.
— Это моя девочка.
Его девочка?
— Правда? — спросила я его, надеясь, что он не... это глупо. Эйден не сказал бы такое просто так.
— Единственная, — добавил он уверенно.
Как я могла не бороться с таким чувством собственничества со Вселенной за самого целеустремленного мужчину, которого я когда-либо встречала.
— После того, как я пересеку финиш, я, возможно, не смогу ходить, но я это сделаю. Могу я позвонить тебе после того, как отлежусь на больничной койке?
— Тебе лучше сделать это.
В своей жизни я прошла через многое. Я знала, что такое боль, я годами справлялась с ней, иногда хорошо, иногда не очень. Я понимала основы упорной работы и успеха. И мне нравилось делать все как можно лучше, за что бы я ни бралась. Так было всегда, и я не собиралась переживать и гадать, почему так происходило.
Но марафон...
Я подготовилась так, как только могла, для того, чтобы пробежать его, учитывая все трудности. Я знала свой лимит и свое тело.
Но после отметки в двадцать пять километров...
Все начало разваливаться.
Я хотела умереть.
Каждый шаг казался адским воплощением. Мои голени рыдали невидимыми слезами. Все мои важные связки и сухожилия думали, что их наказывают за то, что они совершили в прошлой жизни.
И я задавалась вопросом, почему, черт побери, я думала, что после всего моего пути это станет моим венцом достижения. Я не могла просто пожертвовать деньги на благотворительность? Я не слишком молода, чтобы стать приемным родителем?
«Если я переживу это, то смогу сделать что угодно, — убеждала я себя. — Я поучавствую в соревновании Железного Человека, черт побери».
Ладно, может быть, я подготовлюсь к триатлону, если закончу этот марафон.
Если закончу его.
Если.
Если не умру. Потому что, черт возьми, мне казалось, будто я уже на пороге смерти.
Я хотела пить, есть, и каждый шаг посылал искры боли через мой позвоночник в голову, и я начала сбиваться с шага и бежать неряшливо. Возможно, еще у меня была мигрень, но все мои болевые рецепторы были сосредоточены на остальном, чтобы как-то это заметить.
Но я думала об Эйдене, о своем брате, о Диане. Я думала о Заке.
И я закрыла глаза и подтолкнула себя. С каждым километром становилось труднее, каждый шаг был сложнее предыдущего. Я замедлялась, потому что бежала по преисподней.
Но я не могла умереть после того, как пересеку финиш, потому что я месяцами тренировалась и надрывалась не для этого. Как бы то ни было, моя уверенность в том, что пересеку финиш, становилась все сильнее и сильнее, правда, если я добегу до него.
К тому времени, как мне осталось пробежать последние два километра, я больше хромала и шаталась, а не шла. Мои лодыжки отреклись от меня. Боль в мышцах голени станет моей занозой в заднице на следующие несколько недель, а мышцы живота свело.
Честно, я чувствовала себя так, будто у меня грипп, Эбола и стрептокок в горле.
Думая об этом сейчас, я вообще удивлялась, как смогла добраться до финиша. Полагаю, абсолютная воля и решительность. Я никогда не гордилась собой больше, чем прямо сейчас, и не злилась на себя сильнее.
Думаю, я заплакала, в основном потому, что каждая кость и мышца в моем теле рыдали, потому что я поверить не могла, что на самом деле сделала это.
Но когда я заметила огромного мужчину с каштановыми волосами, и как он прорезал толпу людей, будто скоростной поезд, я чуть ли не заревела. Люди подбадривали меня, но во мне не было даже сил, чтобы поблагодарить их, потому что я хотела одну единственную вещь, и она была чертовски далеко.
Я хотела этот большой мираж, что направлялся ко мне, и я хотела его три часа назад. Я хотела его две недели назад.