И сеньора Фермина и его дѣтей всегда ласково принималк въ домѣ хозяевъ. Старикъ донъ-Пабло много смѣялся, когда по его просьбѣ Ферминъ разсказывалъ ему о своихъ приключеніяхъ въ горахъ то въ качествѣ герильерро, то въ качествѣ контрабандиста, вѣчно преслѣдуемаго карабинерами. Даже гордая донна Эльвира, сестра маркиза де-Санъ-Діонисіо, — всѣгда хмурая и всегда въ дурномъ настроеніи, точно она считала себя обиженной вслѣдствіе того, что она согласилась ооединиться бракомъ съ какимъ-то Дюпономъ, все же относилась съ нѣкоторымъ довѣріемъ въ сеньору Фермину.
Приказчикъ былъ въ восторгѣ, когда видѣлъ дѣтей своихъ играющихъ съ дѣтьми хозяина. Къ этимъ послѣднимъ иногда приооединялись и Луизито, сынъ умершаго брата донъ-Пабло, назначившій его опекуномъ надъ ребенкомъ и надъ оставленнымъ ему большимъ состояніемъ, и дочки маркиза де-Санъ-Діонисіо, двѣ бойкія и нехорошія дѣвочки, которыя дрались съ мальчиками и ни въ чемъ не уступали имъ.
Иногда пріѣзжалъ въ Марчамалу и самъ маркизъ де-Санъ-Діонисіо, который несмотря на свои пятьдесятъ лѣтъ переворачивалъ здѣсь все вверхъ дномъ. Благочестивая донна Эльвира гордилась знатностью происхожденія своего брата, но отнюсилась съ презрѣніемъ къ нему какъ къ человѣку за его неслыханные кутежи, которые пріобрѣли печальную извѣстностъ этому носителю имени одного изъ самыхъ древнихъ родовъ города Хереса. Онъ проѣдалъ послѣдніе остатки своего громаднаго состоянія и повліялъ на сестру, чтобы она вышла замужъ за Дюпона, съ цѣлъю имѣть пріютъ, когда настанетъ часъ полнаго его разоренія. Жилъ онъ въ древнемъ замкѣ, изъ котораго вся богатая меблировка и драгоцѣнные подарки разныхъ испанскихъ королей, пожалованные его предкамъ, исчезали мало-по-малу послѣ ночей, проведенныхъ имъ за игорнымъ столомъ, гдѣ счастіе обернулось къ нему спиной.
Овдовѣвъ очень рано, маркизъ держалъ при себѣ двухъ своихъ дочерей, которыя съ дѣтства наглядѣлись вволю на всякаго рода кутежи, приводившіе въ негодованіе сеньору Дюпонъ и прославившіе ея брата въ разныхъ кругахъ въ Хересѣ. Въ его домѣ дневали и ночевали цыгане и цыганки, тореадоры и всякая богема. Его играмъ, кутежамъ и всякимъ любовнымъ исторіямъ не было конца. Въ довершеніе всего онъ былъ еще и атлетъ, и лучшій наѣзднивъ въ Хересѣ, и остроумный шутникъ. Сеньоръ Ферминъ удивлялся негодованію, съ которымъ сестра маркиза относилась въ его кутежамъ и разнымъ выходкамъ. Такому прекрасному человѣку, какъ думалъ Ферминъ, не надо было бы и умирать. Однако онъ умеръ. Умеръ онъ, когда уже былъ окончательно разоренъ и когда его шуринъ Дюпонъ наотрѣзъ отказался снова ссудитъ его деньгами, а предложилъ переѣхать къ нему въ домъ и пользоваться широко его гостепріимствомъ во всемъ, что ему окажется нужнымъ, за исключеніемъ денегъ.
Дочери его, тогда уже почти взрослыя, обращали на себя вниманіе своей красотой и свободнымъ обращеніемъ съ мужчинами. По смерти отца онѣ перешли жить къ благочестивой теткѣ своей, доннѣ Эльвирѣ. Присутствіе этихъ прелестныхъ чертенятъ вызало массу непріятныхъ домашнихъ сценъ, омрачившихъ послѣдніе годы жизни дона-Пабло Дюпона. Его жена не могла выносить безстыднаго поведенія сводхъ племянницъ. Онѣ всполошили и разстроили спокойную жизнь въ домѣ, точно принесли съ собой какой-то привкусъ и отзвукъ распущенности маркиза. Благородная сеньора Эльвира съ негодованіемъ относилась ко всему тому, что нарушало торжественную стройностъ ея жизни и ея салона. Ей казалось, что даже и мужъ ея со своими привычками рабочаго, вовсе не подходитъ къ ней и къ ея обществу, и она чувствовала, что ее соединяетъ съ нимъ лишь только слабая связь какъ бы съ торговымъ компаньономъ. Всю свою любовь она сосредоточила на старшемъ сынѣ, который, какъ она говорила, весь пошелъ въ родъ Санъ-Діонисіо, и ни капли не походилъ на Дюпоновъ.
Съ гордостью думала она о милліонахъ, которые наслѣдують ея дѣти, и въ то же время презирала тѣхъ, кто ихъ копилъ. Съ чувствомъ брезгливости вспоминала она о происхожденіи громаднаго состоянія Дюпоновъ, какъ по слухамъ передавали о немъ старожилы города. Первый изъ Дюпоновъ прибылъ въ Хересъ въ началѣ вѣка совершеннымъ нищимъ и поступилъ здѣсь на службу къ своему соотечественнику-французу, у котораго была виноторговля. Во время войны за независимость хозяинъ Дюпона бѣжалъ изъ опасеній народныхъ неистовствъ, довѣривъ все свое состояніе своему соотечественнику и любимому слугѣ. А этотъ послѣдній, громко ругая Францію и восхваляя Фердинанда VII, достигъ того, что къ нему отнеслись хорошо и что дѣла виноторговли, которую онъ привыкъ считать своей, стали процвѣтатъ. Когда же по окончаніи войны вернулся въ Хересъ настоящій владѣлецъ магазина, Дюпонъ отказался признать его, говоря себѣ самому, чтобы заглушить голосъ своей совѣсти, что онъ имѣетъ полное право присвоить себѣ виноторговлю, такъ какъ, не боясь опасности, стоя лицомъ къ лицу къ ней — онъ одинъ велъ дѣла фирмы. Довѣрчивый французъ, больной и удрученный такимъ предательствомъ, исчезъ навсегда.