— Нет, — покачал головой Крайтон. — То, что привлекает нас в женщине, редко привязывает к ней. Рано или поздно всё кончается.
— Тебе впору писать воспоминания о своих любовных похождениях.
— Что же, может, и напишу. Сердце требует одной женщины, постель — многих, а тщеславие, что поделать, — всех.
— А если о Вирджинии узнают Винсент с Энтони? Или Филип пронюхает про свою сестрицу?
— Едва ли. Какой бы глупышкой ни была мисс Сесили, она не расскажет отцу или братцу, что она позволила некоему джентльмену вставлять своё орудие ей меж ягодиц, мисс Вирджиния тоже никогда не пожалуется папочке или Винсенту, что потеряла невинность.
— А вдруг? — провоцируя дружка, спросил Стэнбридж, — когда они обе поймут, что просчитались в расчётах на тебя, истерики не миновать. Филип-то точно не спустит — он тебя как собаку пристрелит.
— Брось, всё это вздор, — отмахнулся Крайтон. — Одна перед свадьбой съездит в Лондон к женскому врачу и вернётся вполне чистой для брачного ложа, а второй даже этого делать не придётся.
— Но…
— Оставь, я сказал, вздор всё это, говорю тебе, — уверенно оборвал Крайтон.
— Не хотел бы я оказаться на месте женихов этих красоток, — почесал затылок Стэнбридж.
— Ну, уж это вполне в твоей воле. Кстати, как тебе эта малышка Черити, сестрица Вирджинии?
Стэнбридж опешил.
— Ну и вкус у тебя. Она же дурнушка.
— Не скажи, она прелестно расцвела. Ты просто слеп.
Глава 1. Учтивость как безусловная обязанность
… Образ,
Чьи зыбкие порывы праздный ум
По-своему толкует, всюду эхо
И зеркало искать себе готовый,
И делает игрушкой мысль.
— Когда от дерзких насмешек над твердолобостью тори незаметно переходишь к язвительным подтруниваниям над новомодными идейками либералов, это обычно означает, что тебе перевалило за пятьдесят, — миссис Флинн, тяжело опираясь на руку Черити, медленно встала из-за стола. — Вчера, когда мы прогуливались по городу, я вдруг заметила, как молодо выглядят полисмены. Совсем мальчишки. И один на Йорк-стрит имел наглость назвать меня «старой перечницей», помнишь? Как это выходит? Едва ты в этой жизни наберёшься ума, как тебя уже кличут старухой.
Черити улыбнулась, но сочла нужным поправить тётю:
— Он назвал вас «почтенной леди», тётушка Марджери.
— А это, что, не одно и то же? — риторически вопросила Марджери Флинн. — Чувствую, однако, что путной старухи из меня не выйдет. Чем старше становлюсь, тем меньше верю в мудрость возраста. Старость, оказывается, вовсе не защита от сумасбродств, — миссис Флинн позвонила и потребовала мороженого.
Черити рассмеялась и покачала головой, но не стала спорить, уже привыкнув к своеобразному юмору тёти. Впрочем, кроме юмора, тётушка обладала и немалым знанием жизни, и в делах житейских, как заметила Черити, её практически невозможно было провести.
Сразу по её приезде в Бат, едва лакей внёс сундучок Черити через порог, а горничная помогла девушке снять пальто, тётушка Марджери язвительно осведомилась:
— Что, моя дорогая племянница Вирджиния не нашла нужным навестить меня?
— Она сильно простудилась и… — поспешно начала было Черити.
— … и потому решила поехать в Лондон с подругой, наказав сказать мне, что слегла в горячке, — с усмешкой кивнула миссис Флинн. — В принципе, я понимаю её. Эгоизм изворотлив, как хамелеон, он делит людей на тех, кто, войдя к вам в гостиную, восклицают: «Кого я вижу!», и на тех, кто говорит: «А вот и я!». В прошлый мой приезд Джин полчаса рассказывала о своих светских успехах, а потом заявила: «Но довольно обо мне, поговорим же о вас. Как вам нравится, тётушка, моё новое платье?» Кого воспитала Дороти, убей, не пойму.
Черити смутилась и не знала, что ответить, тем более что миссис Флинн нарисовала слишком точную картину случившегося. Именно так всё и было. Спустя месяц после Рождества к ним в Солсбери с нарочным прибыло печальное известие от тётушки Марджи. Она серьёзно повредила руку и просила свою сестрицу, леди Дороти Хейвуд, отпустить к ней в Бат её дочь Вирджинию, чтобы та скрасила ей одинокие вечера в болезни. Сама миссис Флинн не имела дочерей — только сына, армейского полковника.
Но кузина Джин ехать не хотела, решив провести зиму с мисс Сесили Кассиди в Лондоне. И тогда леди Дороти решила отправить в Бат дочь их с Марджи покойной сестры Эмили — Черити, которая уже семь лет жила в семье Хейвудов. Черити охотно согласилась, не смея поверить, что ей доведётся побывать в этом роскошном городе великосветских повес, праздной роскоши и изящных туалетов.