При этом было странно, что пастор Энджел, человек приличный и учащих их добродетели, не научил сына должному.
Черити вздохнула и пошла к дому пастора.
Миссис Кассандра сидела одна — пастор с сыном были в храме.
— О, Черри, — она позвонила и приказала принести чайный поднос. — Я рада, что ты пришла. — Миссис Стэнбридж была сегодня несколько бледна и казалась больной. — Я хотела поговорить с тобой, ибо едва ли Дороти найдёт на это время.
Черити села за стол и внимательно посмотрела на жену пастора.
— Как я поняла вчера при твоём выходе в свет, ты гораздо умнее и старше, чем кажешься. Но есть вещи, которые способны вскружить голову любой девице, как бы умна она не была. Я говорю о вчерашнем предпочтении, оказанном тебе милордом Клэверингом.
Черити молчала, продолжая слушать.
— Милорд, как я поняла, светский человек, он весьма галантен, но глупо ждать от него пустых и мимолётных увлечений. Он слишком богат, чтобы охотиться за приданым, но то, как он повёл себя вчера — удивило всех. Светский человек не выделяет сразу одну девицу, оскорбляя этим всех остальных, тем более — особу молодую, неопытную, только что появившуюся в свете. Его поведение было очень странным и спровоцировало неприязнь к нему и неприязнь к тебе. Я понимаю, — сказала миссис Кассандра, заметив вздох Черити, — не ты тому виной. Ты даже, в отличие от многих, не очень-то хотела ему понравиться. Но ты должна понять, что его статус таков, что никто и никогда не выскажет ему в лицо недовольства его поведением. Вместо этого всеобщее разочарование обернётся против тебя. Ненависть к людям, попавшим в милость, вызвана жаждой этой милости. Досада на её отсутствие смягчается презрением ко всем, кто ею пользуется: люди отказывают этим баловням Фортуны в уважении, ибо не могут отнять того, что привлекает к ним уважение одаривших их милостью.
Черити снова вздохнула. Её худшие предположения сбывались.
— Я рада, что ты не возражаешь, и полагаю, что тебе не следует показываться в Фортесонхилле в будущую среду. Ты понимаешь меня? Скажись больной.
Черити растерялась.
— Но Клэверингов у нас ждут сегодня с визитом, а в субботу дядюшка даёт бал. Я могу сказать, что простудилась и не пойти к ним в будущую среду, но что делать в субботу?
Миссис Стэнбридж была непреклонна.
— Даже сегодня он не должен видеть тебя. Скажи Дороти, что заболела и ложись в постель.
— Но он меня уже видел — только что, в ложбине за рекой. Его сиятельство развлекался, запуская воздушного змея.
Жена пастора помрачнела.
— Вот незадача. Надеюсь, вас никто не видел вместе?
— Не знаю, — пожала плечами Черити, — но я поняла вас, миссис Стэнбридж.
Черити и вправду уяснила всё, сказанное супругой пастора, и не могла с ним во многом не согласиться. Да, если его сиятельство и впредь будет вести себя подобным образом — ей несдобровать. Пока леди Дороти лелеет мысль, что благодаря ей милорд Клэверинг станет завсегдатаем в их доме, она будет мягка, но если её дочери не удастся покорить графа — миссис Хейвуд выместит досаду на ней, Черити. И не только она.
— А, скажите, миссис Стэнбридж, сестра его сиятельства танцевала с кем-то, кроме мистера Арбетнота?
— Нет, она почти не танцевала и вскоре села играть. Странная пара, право слово. А уж ее платье… Она, что, в трауре?
— Не знаю. А как, по-вашему, почему они не обосновались в Лондоне? С таким-то доходом…
— Возможно, они здесь по приглашению леди Рэнделл.
— Но вы сказали, что он — светский человек. Почему он столь странно повёл себя?
— Я и на это не могу ответить, Черри. Но врагов у тебя прибавилось. Элизабет Марвелл сказала, что граф решил поразвлечься за твой счёт, и многие это повторили.
Черити подняла на миссис Кассандру мрачный взгляд. Поразвлечься за её счёт хотели другие, в том числе и сынок самой миссис Стэнбридж, но Черити понимала, что упрекать жену пастора в этом неуместно.
— Мне, однако, так не показалось, — поспешно сказала миссис Стэнбридж, — но многим легче принять это суждение, чем допустить, что вчерашняя бедная родственница Хейвудов станет королевой балов и признанной красавицей. Надеюсь, ты правильно меня понимаешь. Молва безжалостна к беззащитным. Но ей всегда можно противопоставить безупречное поведение и здравомыслие. О них, как о скалы, разбивается любое злословие.