— А где письмо, которое она получила с вечерней почтой?
— Я спрашивал, но она не может говорить. При ней его нет, в склепе тоже. Впрочем, сомнительно, что его могли забыть или оставить при ней. Надо полагать, письмо у злоумышленника. Но она, как я понял, его в лицо не видела.
— Нужно немедленно отвести её домой, — безапелляционным тоном медицинского светила произнёс доктор Кардифф. — Она сильно испугана. Здоровье её и без того подорвано, она едва оправилась от нервной горячки, и я опасаюсь самых дурных последствий. Подобное потрясение может просто убить её.
— Мы с женой поможем вам, мистер Кардифф, — кивнул священник.
Викарий, пользуясь тем, что внимание всех переключилось на девицу, незаметно улизнул в притвор храма. Джоан, приведя господ на погост, тоже исчезла в церкви. Стэнбриджи и Лиззи попытались поднять Джин, и это им удалось, но едва её подвели к карете, вид тесного пространства внутри экипажа, затемнённого занавесками, видимо, напомнил бедняжке только что покинутый склеп, и она истошно завизжала.
Лиззи запрыгнула на подножку и раздвинула шторки, а миссис Стэнбридж удалось успокоить Вирджинию и уговорить «поехать домой». Все они отбыли, а обессиленная Черити опустилась на кладбищенскую скамью. В её ушах всё ещё стоял визг Джин — истошный, страшный, безумный. Нервы Вирджинии никогда не были крепкими, и ночь в склепе, — Черити хорошо понимала это — даром для неё не пройдёт.
Её опасения явно разделяли и два стоявших неподалёку джентльмена. Селентайн Флинн и Фрэнсис Клэверинг негромко обсуждали случившееся, до Черити долетали отдельные слова. Чтобы успокоиться и отвлечься, она начала прислушиваться.
— Но кто, кроме Кассиди, мог ненавидеть эту избалованную девочку, чья голова была набита вздорными амбициями мамочки и парочкой собственных коротеньких мыслишек, до того, чтобы попытаться убить? Разве ты не понимаешь, что одно не согласуется с другим? — шипел Клэверинг.
— Неумение себя защитить не есть готовность собой пожертвовать, — проворчал кузен. — Но ты прав, конечно, я ничего не понимаю.
Черити с трудом встала. Ноги казались ватными.
— Мистер Клэверинг…
Его сиятельство обернулся к ней. Она спросила:
— Вы сказали, что её попытались убить. Но если бы злоба и ненависть к ней были подлинными, то почему её не убили? Ведь судя по тому, что вы сказали, несколько часов Вирджиния была в полной власти этого человека.
— Это и для меня загадка, мисс Тэннант-Росс.
В разговор вмешался Селентайн Флинн, до того виновато помалкивавший.
— И, кстати, пока не забыл. Ты сказал, что собака потеряла след. Почему? Такие собачки теряют только след птицы, взлетевшей в небо.
— Потому что некто прошёл по ручью. На воде собака след не взяла.
— Что? Человек с такой ношей прошёл по воде?
— Да. Я потом нашёл место, где он вышел. Судя по следам, это охотничьи сапоги. Каблуки сильно вдавлены в землю. Он нёс тяжесть. Я проследил его путь до склепа. Но обратно он снова прошёл по течению ручья.
— Это уже кое-что. Значит, точно мужчина. Охотник.
Черити с сомнением хмыкнула.
— Как обмануть собаку и сбить её со следа — меня ещё в детстве учил кузен Льюис. Здесь это знает любая девчонка. Не каждая, конечно, поднимет Джин, хоть весу в ней всего ничего, но у неё весь подол был мокрый и вымазанный илом. Её руки забросили на плечи и тащили, как мешок. Да и неужели мужчина мог бы так долго помнить обиду? — Черити казалось, что оба они подозревают Филипа.
И она не ошиблась.
— Выгораживаете жениха, мисс Вишенка? — колко рассмеялся Флинн.
— Что? — спросил Клэверинг, удивлённо захлопав ресницами.
Флинн пояснил, что мистер Кассиди принял решение жениться на мисс Тэннант-Росс, но его папаша воспротивился браку из-за её родства с «выскочками Хейвудами». Черити с досадой хмыкнула, снова услышав эту сплетню.
— Вздор всё это. Это не Филип, — упрямо повторила Черити.
— Ненависть — изнанка любви. Чем сильнее чувство, тем скорее из разочарования рождается ненависть, — философично заметил Флинн, дипломатично уводя, а, точнее, возвращая разговор к сути. — Но ненависть может пробудить и тот, кто вас в чем-то превосходит. Именно поэтому, если я правильно понимаю суть истории, Помпея требовала разрушить Карфаген. Но кузина Джин действительно не стоила ненависти.