Следующее движение оператора отработано долгой практикой. Он нажимает кнопку тревоги по станции, затем перебрасывает ключ, который оповещает тревогу одновременно на двенадцати перекрывающихся зонами слежения радиолокационных станциях и включает их в прямую связь со штабом.
Медсестра выкладывает мазь, которой смазывают виски и электроды. Техник проверяет шкалы на приборах для шоковой терапии. Молодой психиатр государственной клиники закрывает за собой дверь своего кабинета и, не торопясь, направляется в зал.
При прохождении цели через пункт перехвата вспыхивает сигнал тревоги. Еще на пяти экранах возникли изображения, и данные увязываются на перехватывающих станциях. Шестьсот пусковых ракетных установок, по десять на каждой станции перехвата, связаны с автоматическим слежением таким образом, что безошибочно нацеливаются в соответствующие точки перехвата, предсказанные меткой выплеска на экране. Если всплеск на экране пойдет вниз, ручное управление пуском ракет автоматически отключается. Ни одна человеческая рука не управится так быстро.
На главном пульте управления противовоздушной обороны, где — то за пределами Эль — Пасо, полковник с волевым лицом в нужный момент отключит ручное управление на станциях перехвата и примет решение. Под его пальцами находится шесть кнопок. Каждая кнопка запускает один полный комплект из десяти ракет любого обозначенного пункта перехвата.
У губ полковника — микрофон. Сам он следит за экраном.
— Курс меняется, — произносит он без выражения.
Его слова громко гудят в маленькой комнатке в Вашингтоне. Комнатка быстро заполняется людьми. — Падение скорости вдвое. Теперь цель устремилась вверх. Скорость продолжает падать. Похоже, что это цель с поврежденным автоматическим управлением, либо управляется некомпетентным пилотом. Из динамика над головой полковника доносится металлический голос:
— Перехватывайте, как только курс совпадет с направлением на любую критическую зону.
— Вот будет шуму среди киносонистов, — произносит майор, стоящий рядом с полковником.
Полковник не отвечает. Он думает о своем сыне, об извержении безумного кровавого слепого насилия, которое оборвало жизнь сына. Его, словно отлитое из металла, лицо не меняет выражения. Он вспоминает выступление Уолтера Говарда Паса.
— Новое направление — северо — северо — запад. Высота — триста тридцать миль. Цель вошла в зону. Скорость упала до пятисот миль в час. Высота — триста, скорость — четыреста семьдесят.
— Перехват! — падает из динамика приказ.
Пальцы напряженно нависают над кнопками.
— Перехватывайте! — повторяет динамик. — Подтвердите приказ.
Двадцать пять лет дисциплины уравновешиваются воспоминанием ошеломленного непонимающего выражения на лице мальчика.
— Рекомендую разрешить чужаку посадку.
Полковник слышит напряженный вздох майора и видит, как его рука тянется к кнопке. Полковник поворачивается и со всей силой обрушивает кулак на челюсть майора.
Сверху из динамика доносится плоский невыразительный голос:
— Заставьте чужака совершить посадку в Муроке.
Телевизор в комнате отдыха фирмы «Фонда Электрик». Радио в комнате в Атланте, где совершает свое неистовое чудо амфетамин. Брокер, кувыркаясь падает вниз, а из его карманного радиоприемника доносятся тихие звуки музыки, заглушаемые встречным ветром. Тимбер Маллой, надевающий наушники, чтобы прослушать одну из записей. Радио в Гросс — пойнте легко напевает над окровавленным телом, лежащим в кровавой луже у подножия большого, во весь рост, зеркала. Молодой психиатр, идущий к кабинету шоковой терапии, приближается к столику дежурной по этажу сестры, а на столике радио наигрывает…
«… мы прерываем эту программу, чтобы проинформировать всю Америку о том, что в данный момент пытается приземлиться космический корабль неизвестного происхождения. Корабль полностью отвечает описанию, которое дал Бад Лэйн Уолтеру Говарду Пасу в его интервью, и которое, как полагали, было выдумкой. Только что получили сообщение, что первая попытка посадки оказалась безуспешной. Дальнейшие сведения будут передаваться по мере их получения. А теперь возвращаемся к прерванной программе…»
Джод Олэн покинул кабину для грез и вернулся в свои апартаменты. Он прикусил язык, и от вкуса крови его немного подташнивало.
Сидя в одиночестве, он пытался восстановить то, во что больше не мог верить. Здание его убеждений рухнуло, и клеить черепки было бесполезно.
Он снова, восстановил в памяти, увидел большой космический корабль, его древнюю оболочку, изъеденную оспинами, выбитыми космическими осколками; корабль стоял на поверхности чужого мира. Здесь же, снаружи, там, где было шесть кораблей, теперь стало только пять.
Джод втиснулся в мозг земного зрителя и увидел, как Рол и Лиза, вышедшие из корабля, усаживаются в экипаж и направляются к удаленному зданию. Он видел их в одном из снов; они похудели, по сравнению с тем, когда покидали этот мир. Джоду удалось поменять носителя и придвинуться поближе, чтобы услышать речь Рола — звенящий от напряжения ликующий голос, с трудом выговаривающий слова земного языка, ведь говорить приходилось самому, без участия мозга носителя.
— Доктор Йнли и доктор Лэйн. Это должны их мы видеть быстро.
От веры ничего не осталось. Не во что было верить. И Джод вспомнил Закон. Это путешествие Рола и Лизы означало конец грезам. Перед собой и своим народом он увидел долгие пустые годы, не заполненные ничем, кроме ставших бессмысленными чудовищных игр.
Он знал, что ему надо делать. На самом нижнем уровне в одной из комнат он нашел тяжелый длинный инструмент. К тому времени, как он закончил то, что должен был сделать, его руки покрылись волдырями и кровоточили.
Затем он пошел к своему народу чтобы объявить, что с грезами покончено.
Глава 19
Шэрэн стояла рядом с Бадом Лэйном и вместе с ним смотрела сквозь стеклянную перегородку студии. Там за столом сидели Рол и Лиза; камеры были направлены на них; рядом с ними сидел ведущий диктор, берущий у них интервью. С помощью Шэрэн и Бада Рол и Лиза отстояли право одеться, как земные люди, а не в бросающиеся в глаза одежды мира Наблюдателей.
— Сколько же все это будет продолжаться? — утомленно спросила Шэрэн.
— Это будет продолжаться неопределенно долго, потому что они пока единственные пришельцы на этой планете. Такого типа новизна никогда не проходит.
— Значит, вам лучше бы поторопиться с проектом «Темпо–2», мой друг, и постараться привезти людей с Марита и Ормазда. Как, кстати, движутся дела?
— Хорошо. Особенно, с тех пор, как к проекту решила присоединиться Паназиатская группировка. Они все еще немного не верят в наше великодушие, в то, что мы дали им доступ ко всем работам по проекту.
Шэрэн посмотрела сквозь стекло на Лизу.
— Она очень терпелива, правда?
— Она объяснила мне это поведение… Это что — то вроде… покаяния, так сказать. В том, что содеяла в прошлом, в том, что содеял ее народ. Как тебе нравится ее английский язык?
— Ну, по крайней мере, кое — где он уже не так странен, как был, — рассмеялась Шэрэн. — Вы знаете, Бад, о чем я вспомнила. Как — то вы описывали ее, как существо, вероятнее всего, лысое, с фигурой как у двенадцатилетнего ребенка.
Бад Лэйн тоже помнил. Он посмотрел на стройную изящную фигурку девушки с копной темных волос. Лиза заметила его взгляд и едва заметно пожала плечами, призывая к терпению.
— Она говорила мне, — сказал Бад, — что в ее мире на нее смотрели как на что — то вроде женщины — урода. Здесь же она — всего лишь хорошенькая девушка, выглядящая лишь немного слабее средней земной девушки. А твой Рол сможет затеряться в любой толпе.
— Нет, не сможет!
Бад усмехнулся. Они прислушались — близились минуты завершения программы.
— Мистер Кинсон, вы говорите, что Наблюдатели никоим образом не входили в контакт с вами и вашей сестрой за те недели, что вы находитесь здесь с нами?