В тот день Еве так и не пришлось пообедать: не теряя времени даром, она побежала на бульвар Клиши разыскивать ярмарочного циркача — укротителя львов по имени Юлий, каковой воспылал к ней такою неистовой страстью, что согласился отдаться на растерзание своим питомцам как раз на сегодняшнем вечернем представлении.
В старом костюме и шлепанцах Юлий нервно прохаживался около своего фургончика. Из-за любовных треволнений он за неделю похудел на семь с лишним кило; его изможденные черты покрывала смертельная бледность.
— Юлий, — обратилась к нему Ева, — откажитесь от вашего чудовищного плана.
— Ни в коем случае, — отвечал укротитель. — Что может быть слаще, чем погибнуть у вас на глазах от когтей хищников?
— Не будьте эгоистом, Юлий! Подумайте, что станется с вашей женой, детишками и безутешными осиротевшими львами. Бросьте эту затею.
— Не могу. Роковой номер продуман вплоть до мельчайших подробностей. Шаг в мир иной уже сделан, да и вообще…
Тут он осекся, прислушался и прошептал Еве на ухо: «Это жена! Нам нужно расстаться. Встретимся на площади около карусели». Из фургончика донесся резкий окрик, и, поспешив прочь, Ева мельком увидала появившуюся на пороге угрюмого вида тощую низкорослую бабенку, которая грозно огляделась вокруг и проворчала: «Ну где эта скотина? Сказано же ему было не уходить далеко».
Встретившись на площади Бланш, Ева и Юлий зашли в кафе, сели за столик и продолжили беседу. Прошло минут пятнадцать, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Тщетно молила Ева — укротитель упорствовал в своем желании свести счеты с жизнью.
— Открою вам всю правду, Юлий: я скоро выхожу замуж за высоконравственного и образованного молодого человека, однако всенепременнейшим условием нашего брака он поставил мое безупречное поведение. Неужели вы хотите, чтобы грязное прошлое запятнало чистую страницу моей новой жизни? Вдумайтесь, ведь мое спасение в ваших руках. Ваше самоубийство из ревности опять ввергнет меня в бездну!
Укротитель согласился, что, мол, это действительно досадно, но тут он бессилен. Его смертный час уже пробил. Видя такую несгибаемую волю, Ева в отчаянии ломала руки под мраморным столиком.
— Ну что ж, — произнесла она наконец, — ничего не остается, как обратиться к вашей супруге. Может, она сумеет мне помочь.
При мысли о том, что благоверная уличит его в любовных утехах на стороне и закатит скандал, Юлий струхнул и сдался. Он не только поклялся честью не покушаться более на свою жизнь, но еще и дал слово (опять же честное) ежедневно принимать по две таблетки глюконата кальция, дабы наверстать семь килограммов, утраченных за истекшую страстную неделю.
В прекрасном расположении духа, которое сопутствует человеку с чистой совестью (и с нечистой, по правде говоря, иногда тоже, но в данном случае совесть девушки была чиста), Ева шла по улице Лепик, как вдруг в шагавшем чуть впереди прохожем со спины признала того бедного и несчастного юношу, который не далее как накануне бросился перед ней на колени прямо посреди мокрой мостовой. Он признался ей в любви, но вместо ответа злая кокетка одарила его своим неописуемым взором и таинственной улыбкой, вскружившими не одну мужскую голову. Что за райское блаженство испытала она, когда бедный мальчик, явно не в себе, с помутившимся взглядом, воскликнул:
— Пускай я всего лишь продавец универмага «Самаритянка», но не пройдет и двух дней, как я положу к вашим ногам целое состояние!
И вот теперь Ева в смертельной тревоге вглядывалась в спину своего поклонника. Отчего это в три часа пополудни он не на службе? Если он не пошел на работу, то, видно, задумал что-то недоброе, может, даже преступление. Она с содроганием представила себе убийство, навеки погубленную душу горемычного продавца «Самаритянки», позор, павший на его добрую, работящую семью — хворую мать и жандарма-отца, который вряд ли переживет сыновье бесчестье.
Немного не дойдя до конца улицы Лепик, юноша остановился перед художественным салоном Санду, бросил взгляд на выставленные в витрине полотна и вошел внутрь. Прошло пять минут, а он все не появлялся, и тогда Ева последовала за ним. В салоне никого не было; молодой человек, казалось, внимательно рассматривал одну из развешанных по стенам картин.
— Я не ожидал вас встретить, — пробормотал он, пытаясь скрыть смятение улыбкой. — Вы любите живопись? Тогда скажите мне, что вам здесь больше всего нравится, и забирайте это себе, а с хозяином я все улажу.