— Макс, а почему вы один?
— Да я не совсем один.
— Сейчас вы совсем один, да еще в другой стране.
— Дело в том что я…
Последнее, что помнил Макс, — это как он с расстояния в полметра пытался поймать в рот струю вина из кувшина. Утром Макс очнулся в гостинице с жуткой головной болью. Это даже была не боль, а металлическая тяжесть в затылке. Любое движение вызывало обострение боли и мгновенную тошноту. Не было сил, чтобы поднять свое тело. Макс даже не мог вспомнить, что он пил. Получасовой горячий душ помог очень слабо. Макс был в ополчении ко всему трезвому человечеству. Вдруг зазвонил телефон, больно ударяя по перепонкам.
— Как ты спал, сынок?
— Не очень, мама.
— Это неудивительно, тебя привезли в гостиницу в пять утра.
— Привезли?
— Да.
— Кто?
— Что значит, кто? Ты был в невменяемом состоянии. Сынок, зачем ты так напился?
Макс ничего не мог вспомнить, разум дремал, и ему очень хотелось успокоить мать.
— Ма, а ты как?
— А я очень хорошо, мне всегда хорошо дома. Когда мы поедем?
— Наверное, надо было позвонить на винодельню, предупредить о приезде.
— Поедем завтра, ты сегодня навряд ли сядешь за руль.
— Да, мам, ты, как всегда, права.
— До завтра, сынок.
На следующий день, ближе к полудню, Макс и Моника оказались на винодельне «Мастроберардино». Секретарь внимательно выслушала их и попросила подождать около получаса. Через полчаса к ним буквально вылетел жгучий брюнет лет сорока пяти, уже что-то лепетавший очень быстро по-итальянски.
— Я вас приветствую, сеньора.
— Да, спасибо.
— Чем могу быть полезен?
— Вы знаете, сеньор, мы ищем… Луиджи, это ты?
— Господи, Моника, откуда ты здесь?
— Луиджи, неужели это ты, это не сон?
— Нет, Моника, это не сон, боги привели тебя ко мне.
Макс был в шоке. То, что его мать и этот человек друг друга знают, да еще и очень давно, было ясно, но что их может объединять? Его мать и этот мачо. Очень странно, ведь мать всегда любила только отца. Сама мысль, что у матери мог быть кто-то другой, казалась Максу кощунственной.
Вдруг Макс потерял нить разговора. Этот незнакомец начал говорить на странном языке. Моника не говорила ничего, но было видно, что она все понимает. Язык был странным вдвойне. Макс понимал, что это итальянский, но он слышал лишь отдельные слова, бессвязные и бесформенные. Он вроде бы слушал итальянца, но совершенно не понимал, о чем идет речь.
— Так, стоп, мама, что происходит?
— А что, сынок?
— Вы что, говорите на языке животных, я ничего не понимаю.
— Scusi, — виновато проговорил итальянец.
— Мама, о чем вы говорили?
— О тебе.
— Зачем?
— Он спросил о твоем отце.
— И что ты ему сказала?
— Ничего.
— Мама?
— Что ты сын француза.
— И что?
— Ничего.
— Так, мама, что происходит, кто этот человек, и на каком языке вы говорили?
— Простите меня, — Луиджи обратился к Максу, — я из Фриули.
— И что?
— Это другой язык.
— Другой, но ведь это был итальянский, но я ничего не понял, вы специально так говорили.
— Нет, Макс это не итальянский.
— Что это значит?
— Мы говорим на своем языке.
— Кто это мы?
— Жители Фриули, мы говорим на ретороманском. С тобой все в порядке, ты слышишь родной язык, но не понимаешь смысла, это нормально.
— Мама, откуда ты знаешь этот язык и откуда ты знаешь этого человека?
— Я потом тебе все объясню, не сейчас.
— Ничего не понимаю, что это за язык?
— Это древняя форма итальянского.
— Очень странно.
— Ничего странного, сынок. В Швейцарии тоже говорят на этом языке.
— Да, мама, оказывается, чудеса только начинаются.
— Что ты имеешь в виду, сынок?
— Сначала папа со своими чилийскими ребусами, теперь ты, говорящая на языке, который я не понимаю, я был уверен, что знаю своих родителей, но теперь я не уверен ни в чем.
— Молодой человек, Италия полна сюрпризов.
— И что у вас тут особенного?
— Много чего.
— Ну например.
— Например, самая древняя винодельня в мире.
— Ну, это еще можно поспорить.
— Да, твой сын настоящий француз, Моник.
— Он в отца пошел.
— До Колумба открылась это ваша старая винодельня? — Макс не унимался.
— Да, сынок, до Колумба.