— Эдмунд! — одернула его Бесс.
Гилберт засмеялся, будто довольный шуткой собеседника. Однако, перехватив взгляд Эдмунда, Юджиния поняла, что это не шутка. Впрочем, это было ясно только ему и ей.
— У меня в Ярраби работают несколько досрочно освобожденных заключенных, — заявил Гилберт. — Большинство из них ирландские мятежники. Меня пока что никто не убедил, что бороться за свободу своей родины — преступление. Хотя, вынужден признать, не всякий англичанин питает симпатию к необузданным ирландцам.
— Бог ты мой, — воскликнул Эдмунд — уж не хотите ли вы сказать, что за вашими лозами ухаживают ирландцы?! Ведь они наверняка должны думать, что вы изготовляете какую-то отраву.
Гилберт громко расхохотался:
— При всем при этом они не прочь отхлебнуть глоточек. Я застал одного малого, который выплюнул отпитое вино. Я чуть не приказал накатить ему дюжину хорошеньких плетей. Эдмунд, позвольте мне наполнить ваш бокал. Я послал добрую дюжину бутылок вот этого вина в Правительственный дом. Как вы думаете, Дарлингу оно понравится?
— Он вас похвалит за труды, но сомневаюсь, чтобы он отказался от портвейна, который привозят из-за границы, в пользу вашего вина.
— А этих людей когда-нибудь репатриируют? — спросила Юджиния.
Бесс посмотрела на нее. При свете свечей ее полное лицо казалось очень разрумянившимся. Гилберт вежливо спросил:
— О каких людях вы говорите, моя дорогая?
— О тех ирландцах, которые не совершили никакого преступления.
Она заметила, как нахмурился Гилберт.
— Когда они выходят на свободу, они могут поступать, как им вздумается. Вас этот вопрос не должен волновать, моя дорогая.
— Но, если у меня под самым носом… — начала было Юджиния, однако, заметив, что морщины на лбу Гилберта углубились, решила благоразумно оставить эту тему.
В разговор вмешалась Бесс:
— Моя дорогая мисс Личфилд, вы будете слишком заняты детьми и домашними делами. Вы станете такой же, как все мы: будете жаловаться на свою служанку, говорить о том, какая она лентяйка или грязнуля, как она нечиста на руку, а может, и любит выпить. Я вижу, вы жили, не зная никаких забот. Вам, Гилберт, надо быть с ней поласковее.
— Поласковее! — воскликнул Гилберт. — Да во всей Австралии не будет другой женщины, которую лелеяли бы и нежили так, как ее!
Когда Гилберт покинул дом Келли и направился к себе, звезды на черном небе, казалось, низко нависли над землей. У него был номер в гостинице «Касл Инн» рядом с Ботаническим садом, где он собирался проверить состояние отводков у виноградной лозы после проделанного ими путешествия. Он откланялся рано, видя, что Юджиния устала и кажется несколько ошеломленной от переизбытка впечатлений.
Однако она его не разочаровала. Ее элегантность и аристократичность манер бросались в глаза даже больше, чем в тот раз, когда он впервые ее увидел. Она не была красавицей с голубыми глазами, как у фарфоровой куклы, и не округлая грудь была ее главным достоинством. Некоторые мужчины, быть может, вообще не сочли бы ее красивой, но Гилберт находил эти неправильные черты чудесными и просто очаровательными. Каждое ее движение было исполнено грации. Он готов был до полуночи сидеть и наблюдать за тем, с каким задумчивым и сосредоточенным видом она поворачивает голову на высокой стройной шейке. Несмотря на усталость, она успела принять ванну. «Редкое существо я ввез в эту страну», — думал он.
Гилберта не волновало, что он почти не знает невесту.
Он остановил на ней свой выбор из-за ее происхождения, воспитания, которое она получила, и, разумеется, из-за внешности. Когда на его предложение ответили согласием, он был вне себя от радости. Конечно, он знал, что ее семья не слишком купается в деньгах, но этот факт был ему на руку. Он знал также, что сам он вполне презентабельный молодой человек, хотя и избрал своим домом далекую колонию, населенную каторжниками и кишащую змеями. Он полагался на свой дар убеждения и на интуицию, подсказывающую, что Юджиния наделена определенной склонностью к приключениям.
Он не отрицал, что на протяжении тех трех лет ожидания у него порой возникали опасения и даже сомнения. Так, например, ее послания, регулярно доставлявшиеся каждым судном, отправлявшимся из Тилбери или Саутгемптона, казались ему скучными. Сам Гилберт никогда не упражнялся в искусстве писания писем, и то, что нареченная невеста овладела им в таком неслыханном совершенстве, его слегка тревожило.