Сашка уронила учебник и странно закашлялась. Ерчева подозрительно покосилась на неё, морща лоб в напряжённом умственном усилии. Полнощёкая толстушка в розовом коротком платье, что стояла на первой линии приближенных, склонилась к ней и прошептала что-то на ухо. Лицо Алины тут же прояснилось.
– Думаю, у тебя получится и без моей помощи, – сахарным голоском пропела она. – А если не получится, то завтра ещё раз отдежуришь, потренируешься. Хочешь, я могу три дежурства подряд тебе поставить.
– Нет уж, – торопливо отказалась Ленка. Подсказчица, к большому сожалению, оказалась с мозгами, и это теперь нужно было учитывать. – Приложу все усилия, чтобы не уронить честь класса на фронте чистоты.
Ерчева, ехидно сложив губки в сердечко, отвернулась. Девчонки вокруг неё зашушукались и засмеялись. Ленка открыла Сашкин учебник алгебры и, изобразив, что читает, прислушалась. Смеялись над ней. Но так и должно было быть. Какие же они все предсказуемые.
Сашка пихнула её локтем, и они, переглянувшись, украдкой посмеялись. Ленка изобразила Ерчеву, и, видимо, так похоже, что Сашка шумно фыркнула, давясь в кашле.
Под громыхание звонка в класс ввалилась разгорячённая мальчишеская компания. Ленка неторопливо и с достоинством вернулась за свою парту Олег, бурно дыша, уселся рядом.
– Хорошо погоняли. Десять – восемь в нашу пользу.
– Поздравляю, – отозвалась Ленка. – Слушай, а почему у вас ученики моют полы? Что за древность такая?
Олег сразу поскучнел и поморщился.
– Лен, я к этому просто отношусь. Сказали надо, значит, надо. Зачем копаться? Всё просто. К тому же в уставе школы что-то там про это написано.
– Ерчева говорит, что это воспитательный элемент.
– Ну да, она права. Это очень дисциплинирует. Учит ответственности. Когда сам убираешь, то и за чистотой начинаешь следить. Я не вижу в мытье ничего плохого.
– Так-то оно так, – вздохнула Ленка. – Только мне совершенно не хочется это делать.
Олег хотел что-то сказать, но в кабинет вошёл учитель алгебры Александр Кириллович. В одной руке он держал классный журнал, а в другой – половинку пирожка. За худобу и большой нос он ласково именовался Циркулем.
– Здравствуйте. Итак, – он обвёл взглядом класс и с удовольствием откусил пирожок. – Желающие выйти к доске есть? За смелость ставлю на балл выше.
Несмотря на то что с полным ртом он отчаянно шепелявил, это никого не рассмешило. Класс уворачивался от взгляда, зарываясь в учебники, планшеты, тетради, изображая бурную деятельность по подготовке к уроку.
– Просто лес рук, – он доел пирожок и, достав белоснежный носовой платок, тщательно вытер пальцы. – Ну, раз добровольцев нет, тогда…
Дверь кабинета вдруг распахнулась, и на пороге появился самый настоящий гот. У Ленки даже дыхание перехватило от неожиданности. Вошедший был одет во всё чёрное. Длинный, до колен, стильный пиджак, как в лучших фантастических сагах, короткие сапоги с простой строчкой заклёпок, рубашка, брюки – всё было в один чернильный тон, разбавленный серебром цепочек и браслетов. Короткие чёрные волосы, взбодрённые гелем, живописно торчали во все стороны. Вот только ошейника и соответствующего грима не хватало для завершения образа.
– Смотрите, кто почтил нас своим вниманием, – радостно всплеснул руками Циркуль. – Сам Андрей Вересов. Смею ли я надеяться, что данный индивидуум готов к уроку?
– Я болел, Александр Кириллович. Только что из больницы, – улыбчиво сообщил гот.
– И вы считаете это уважительной причиной?
– Ну да. Я же не знал, что было задано на сегодня.
– Кошмар, – воздел руки Циркуль. – И телефоны не работают, и интернет отключили. Понимаю, понимаю. Тайга, сто вёрст до ближайшего жилья.
Гот виновато понурился, изображая раскаяние.
– Садитесь, Вересов. И сделайте одолжение, подготовьтесь к следующему уроку. Я обязательно вас спрошу.
– Всенепременно, – без энтузиазма отозвался тот и уселся в соседнем ряду, напротив Ленки.
– Итак, – учитель завис над классным журналом. – Что такое функция, область её определений и значений, нам сейчас расскажет… К доске пойдёт… – Его палец медленно полз по столбику фамилий. Класс затаил дыхание. – К доске пойдёт… Ага, Игнатьев.
Все расслабленно выдохнули и проводили просветлёнными взглядами жертву к месту казни. Игнатьев, запинаясь, начал отвечать, с тоской поглядывая в окно. Александр Кириллович слушал. Иногда кивая, иногда бурно удивляясь. Когда Игнатьев нес совсем уж фантастическую чушь, он вскакивал и начинал стремительно рисовать на доске графики, переспрашивая и незаметно направляя Семёна к правильному выводу.