Закери был крепкого сложения, высокий мужчина с длинными ногами и развитыми мускулами — человек, привыкший к физическим тренировкам или постоянной работе. Нижняя часть тела меньше всего пострадала от огня: на ногах почти не было шрамов, загорелая кожа была покрыта темными волосами.
Неожиданно его веки приоткрылись, и Луиза обнаружила, что смотрит прямо в его глаза, светлые глаза, напоминающие отполированное серебро, расширенные черные зрачки ясно свидетельствовали о наличии наркотических веществ в препаратах, которыми снималась боль.
Профессионализм Луизы взял верх над смущением, которое она испытала, застигнутая за рассматриванием спящего пациента, и она поспешно наклонилась к нему, успокаивающе улыбаясь.
— Как вы себя чувствуете?
Закери Вест даже не сделал попытки ответить. Он смутно помнил ее: это была та бледная, неприятная женщина, которая и раньше стояла у его кровати, правда, он не был уверен, сколько времени прошло с тех пор. Он сомкнул обожженные веки.
Время стало подобно лабиринту, из которого он никак не мог найти выход. Он даже не знал, давно ли находится в таком состоянии; он знал только, что периодически просыпался, но сразу засыпал вновь. Эти короткие моменты, когда он был в сознании, казались ему болезненными и какими-то нереальными. Каждый раз он не мог понять ни где он, ни что с ним произошло, боль вновь и вновь овладевала им. Каждый раз, когда сознание оставляло его, это приносило облегчение, иначе он чувствовал, что все его тело изранено, хотя и не мог точно вспомнить почему. Все, что он помнил, так это то, что однажды, когда он ехал на машине по дороге, его жизнь попросту остановилась и с тех пор была только боль.
— Я сестра Гилби, — произнесла женщина, — я ухаживаю за вами, мистер Вест. Как вы себя чувствуете?
У нее был нежный низкий голос, который, казалось бы, должен успокаивать, но вместо этого вызывал у Закери раздражение. Она думает, что он ребенок, что ли?
Закери с трудом проглотил слюну и понял, что его мучает дикая жажда. «Пить…» — попытался он пошевелить сухими губами. Должно быть, она поняла его, потому что аккуратно просунула ему сквозь зубы трубочку. Он с трудом сделал глотательное движение, и холодная вода потекла в рот. Наконец он утолил жажду и прикрыл уставшие веки.
— Вам очень больно? — задала глупый вопрос эта женщина.
Закери открыл глаза. «А вы как думаете?» — как бы говорил его взгляд.
Он закрыл глаза и вскоре опять погрузился в сон. Девушка по-прежнему кого-то ждала. Ее черные волосы растрепались на ветру, лицо светилось, а улыбка заставила сердце Закери петь. Он радостно заскользил к ней.
На следующий день Дэвид Гэлос впервые осматривал Закери, когда тот был в сознании, и хирург смог с ним поговорить:
— Ваш менеджер, мистер Картни, хочет, чтобы вас перевели в Лондон, в больницу, специализирующуюся на пластической хирургии, но я боюсь… хотя вам уже лучше и я ручаюсь, что вы быстро пойдете на поправку, в настоящее время я не уверен, что могу вам разрешить такое длительное путешествие.
Взгляд Закери не выражал никаких эмоций, он произнес только:
— Понятно.
Похоже, его нисколько не тронула новость, которую Дэвид Гэлос сообщил ему с дружеской, ободряющей улыбкой.
— Мы сделаем для вас все возможное, мистер Вест. Мы пытаемся обеспечить вам необходимый уход.
— Я был слишком накачан лекарствами, чтобы заметить, — произнес Закери неожиданно четко.
Дэвид Гэлос рассмеялся.
— Ну без этого первые несколько дней не обойтись, чтобы вы не двигались слишком много и чтобы смягчить последствия шока. Теперь дозировка будет с каждым днем все меньше, мы же не хотим, чтобы вы стали наркоманом.
Дэвид опять рассмеялся. Закери промолчал. Потом он мрачно заметил:
— Вряд ли это случится, я ненавижу находиться без сознания.
— Конечно. Мне приятно видеть, что вы так быстро выздоравливаете. Я приду проведать вас еще завтра, немного пораньше. А вы скрестите пальцы, чтобы на этот раз у меня был спокойный уикенд.
Он снова рассмеялся. В серых глазах Закери мелькнуло что-то похожее на улыбку.
— Думаю, мне это будет пока трудновато.
Дэвид не сразу понял, что пациент имеет в виду. Потом, ухмыльнувшись, он произнес:
— Да, скорее всего, вы правы.
Руки Закери были сильно обожжены и наверняка ужасно болели.
Разговаривая вечером с Луизой, Дэвид не мог не заметить:
— Я очень уважаю этого человека, у него огромная сила воли. Мне попадались пациенты, у которых не было и половины тех ожогов, что покрывают тело Веста, но они без конца ныли и жаловались. То, что он шутит, находясь еще в столь тяжелом состоянии, говорит о сильном характере. Не думаю, что я бы смог так держаться на его месте. — Он сморщился. — Даже не думаю, а уверен. Сама мысль о том, что у меня были бы такие раны, приводит меня в ужас. Скорее всего, именно поэтому я выбрал пластическую хирургию. Мой отец серьезно пострадал в результате химического взрыва, когда мне было всего десять, и я не могу забыть его вид неделю спустя. Еще много лет после этого я видел кошмары по ночам, мне казалось, что это был я, закутанный в несколько слоев бинта.
Луиза взглянула на него.
— Бедненький Дэвид, как тебе, наверное, было страшно тогда. — Он никогда раньше не рассказывал эту историю, которая показала ей Дэвида с другой, незнакомой, стороны.
Немного покраснев, он улыбнулся и, пожав плечами, встал.
— Ну ладно, я пойду домой. Больше оперировать некого, так что я могу немного поспать. Увидимся завтра. Ждешь с нетерпением?
Луиза оживилась.
— Еще бы. Я так люблю танцевать, а не была на танцах уже сто лет. Я, кстати, собираюсь по этому случаю купить новое платье!
— Чтобы пойти со мной? Я польщен! — Его взгляд потеплел.
Поход в магазин Луиза отложила до самого последнего момента, до полудня субботы, но в Винбери был только один хороший магазин одежды, так что ей не понадобится много времени, чтобы выбрать платье. Ей посчастливилось наткнуться на восхитительное темно-голубое шелковое платье с глубоким вырезом. Платье было длинное, с тремя шуршащими светло-розовыми кружевными нижними юбками и такого же цвета шелковой розой, приколотой к талии. А шелест нижних юбок при ходьбе привел ее в полнейший восторг.
— По-моему, оно смотрится как старинное, вам не кажется? — заметила продавщица. — Ваша прическа очень подходит к нему. Очень красиво — низкий пучок. Конечно, некоторые раньше носили еще локоны, но, наверное, это больше идет молодым девушкам, а не женщинам вашего возраста.
Луиза рассмеялась. Продавщице, скорее всего, не было и двадцати, поэтому неудивительно, что Луиза в свои двадцать семь казалась ей уже старой. Луиза вдруг почувствовала, что она состарилась, даже не заметив этого. Двадцать семь — это не так уж и много! Почему она не может сделать себе локоны, если ей хочется именно такую прическу?
Вернувшись домой, Луиза приняла душ, вымыла голову и закрутила волосы с помощью электрических бигуди, которые ей когда-то подарили, но которые так и лежали без дела.
Одевшись, она стояла перед зеркалом, покусывая губы. Теперь она выглядела совсем иначе. Она покраснела — что, черт возьми, она с собой сотворила! Она почувствовала себя нелепо и обязательно попыталась бы сделать свою обычную прическу, если бы ее раздумья не прервал приезд Дэвида.
Он уставился на нее.
— Луиза? Боже! Я с трудом тебя узнал. Твои волосы…
Луиза застонала.
— Они ужасны? Я даже не знаю, что заставило меня сделать эту прическу. Но…
— Мне очень нравится.
Она неуверенно прищурилась:
— Правда?
— Она подходит к платью. — Он протянул ей свою красивую руку, карие глаза тепло улыбались, и добавил: — И, между прочим, это очень сексуальное платье.
Покраснев, она засмеялась. Дэвид нежно улыбнулся, легко сжимая ее тонкие пальцы.
— Румянец тоже сексуален.
— Не смейся надо мной, Дэвид Гэлос! — потребовала она, покраснев еще больше.
— Я и не смеюсь, я говорю то, что есть на самом деле. Когда ты покрываешься румянцем, то выглядишь особенно женственно и беззащитно, мне так хочется тебя оберегать…