– Я забронировала еще одну остановку.
– Серьезно?
– После Сан-Франциско мы летим на Мауи.
– Мауи? – На его лице выразилось недоумение. – С чего вдруг?
– Там живет Мик. – Она выждала, пока он вспомнит прозвучавшее имя, которое в его присутствии не произносилось уже довольно давно.
– Твой отец?
Она кивнула.
Хныкавший младенец, судя по всему, вошел во вкус и обрел свою аудиторию: его голос окреп, а в проход полетела брошенная игрушка.
Финн внимательно смотрел на нее.
– Ты много лет не упоминала о нем. Захотелось его увидеть?
– Пожалуй, да.
– А он… Вы за все это время пытались хоть как-то контактировать?
Она покачала головой:
– Нет. Ни я, ни он.
Мик ушел, когда они с Кейти были совсем еще детьми, предоставив их матери одной растить двух дочерей.
– Не понимаю. А почему вдруг именно сейчас?
Это был справедливый вопрос, но в данный момент она не знала на него ответа и лишь пожала плечами. Впереди послышался раздраженный шепот одного из родителей ребенка:
– Ну все, хватит! Угомонись!
Финн водил костяшкой большого пальца по подбородку – типичный признак того, что он несколько озадачен.
– А что по этому поводу думает Кейти?
– Я не сказала ей.
Видя его недоумение, Миа почувствовала, что он собирается что-то сказать, и отвернулась к окну, завершая разговор.
Она пыталась мысленно уплыть с облаками, сознавая, что это было не единственным, что она скрыла от сестры.
3
Кейти
Сдвинув колени, Кейти, прямая как струна, сидела на церковной скамье. Вездесущий морской воздух проникал сквозь витражные окна и просачивался под тяжелую дубовую дверь. Ее пальцы сжимали влажную салфетку, поверх ее руки лежала рука Эда. Восемнадцать месяцев назад она сидела на этой же скамье – тогда хоронили мать, а ее рука сжимала пальцы Миа.
Ее взгляд был прикован к гробу. Все вдруг стало казаться каким-то неуместным – и отполированная до блеска древесина вяза, и латунные замки, и белые лилии на крышке. С чего ей вздумалось хоронить Миа рядом с мамой – ведь сестра так ни разу и не пришла на ее могилу? Может, стоило ее кремировать и развеять пепел в открытом море? «Как так случилось, что мне неведомо, чего бы ты хотела сама?»
У Кейти едва ли укладывалось в голове, что Миа находится в этом гробу. Два дня назад она пришла к выводу, что ей необходимо увидеть тело. У Эда на этот счет имелись большие сомнения.
– Ты уверена? Мы даже не представляем, что с ней могло стать после падения.
«Падение» – именно так это и говорилось, словно Миа просто оступилась в ванной или упала со стула.
Разубедить ее было невозможно. Увидеть труп Миа станет для нее тяжким испытанием, однако не увидеть ее вообще означало оставить в душе сомнение, и если дать ему со временем перерасти в надежду, то она рисковала оказаться во власти самообмана.
Когда Кейти зашла за тяжелую пурпурную портьеру траурного зала, ей вначале показалось, что Миа просто спит. Ее гибкое тело, темные волосы, губы выглядели как обычно. Однако смерть нашла свое отражение в ее коже. После долгого путешествия Миа сильно загорела, но смерть вкралась в нее мертвенной бледностью, так что кожа приобрела призрачно-безжизненный вид, напоминающий цвет пролитого на темный пол молока.
Директор похоронного бюро поинтересовался, не хотела бы Кейти подобрать для Миа погребальный наряд, но она отказалась: наряжать сестру, для которой понятие моды являлось чем-то абстрактным, показалось ей едва ли не надругательством. Миа влюблялась в вещи из-за их придуманной ею истории: например, свободное цельнокроеное платье темно-синего цвета напоминало ей о море, надевая купленные в комиссионном туфли на каблуке, она представляла, где им уже довелось побродить.
В ту роковую ночь Миа была в светло-голубых шортах. Они сидели слишком высоко на талии, а не на бедрах, как она сама бы их надела. Ноги босые, на обоих больших пальцах – по серебряному колечку, ногти не накрашены. Из-под кремовой блузки виднелась верхняя часть легкого бирюзового бикини. Шею окаймляло изящное ожерелье из крохотных белых ракушек с единственной жемчужинкой в центре. Даже для собственных похорон она выглядела слишком легкомысленно.
Кейти дотронулась до руки Миа – она оказалась холодной и будто бы налитой свинцом. Кейти медленно повела пальцами к локтевой ямке с перекрестьем тонких синих вен, уже не доставлявших по телу кровь, затем по краешку бицепса, по плечу и гладкой коже у основания шеи. Легонько погладив шрамик на виске Миа – крохотный серебристый полумесяц, Кейти прикоснулась к ее щеке. Она знала, что в результате удара задняя часть черепа Миа оказалась расколотой, однако никаких других повреждений на теле видно не было. Кейти почувствовала разочарование: все это время она надеялась, что нечто ускользнувшее от посторонних глаз укажет на то, что смерть Миа имела причину более вескую, чем самоубийство.