Тотчас же заметили мы 3-х мужиков. Оказалось, что это были очередные караульные при трупе. Мы тут же осмотрели его, и оказалось, что он значительно разложился.
Резиденцией свой мы избрали дом, ближайший к трупу и колодцу, из которого первый вытащен. Первым нашим делом было позаботиться о самоваре, а затем и об обеде. За самоваром послали к священнику, которого велели пригласить к себе. Становой занялся распоряжениями о сборе народа, доктор принял на себя заботы о столе, а я от нечего делать отправился на крыльцо, которое уже успела окружить толпа ребятишек, почему я и захватил с собой несколько кусков сахару.
Когда я вышел, робкая толпа отодвинулась, но не разбежалась, заметив, что я сел на ступеньку. Бойчее других оказалась девочка лет 6. Она выдвинулась поближе ко мне и стала внимательно меня рассматривать.
— Подойди ко мне, девушка. Чья ты?
— А не подойду.
— А я тебе чего-то дал бы.
— А чего бы ты мне дал?
— Сладкого, сахару.
— А что сахар?
— Сладкое, я говорю.
— Ну, а покажи.
Я показал. Девочка подумала.
— Нет, не пойду, — все-таки сказала она.
— Отчего же?
— А как ты лешак?..
— Да с чего же ты взяла, что я лешак?
— А ишь на тебе какая лопотина-то некрещеная.
— Нет, я человек крещеный.
— А ну-ка перекрестись.
Я перекрестился. Девочка подошла ко мне нерешительно. Я подал ей сахар, но она все-таки не взяла.
— Ты сперва сам поешь, — сказала она.
Я откусил. Девочка опять подумала.
— Да… А как ты лешак, так тебе-то ничего, а мне как бы лягуш не народить.
— Каких лягуш?
— А вон лонись Машку лешак-от уносил; да как она у него напилась, так после много, много лягуш народила.
— Правду ли ты говоришь? Не врешь ли?
— Ишь ты — врать! Нет брат, кто врет, так того на том свете за язык повесят. Попробуй-ко, поври ты, так узнаешь.
— А где тот-то свет?
— Не знаю… там! — Тут она махнула наудачу ручонкой.
— Ну, так возьми же, отведай.
— А перекрестися ты три раза.
Я перекрестился. Девочка взяла кусок, перекрестилась и стала нерешительно его грызть.
— Про какую Машку ты говоришь?
— Про какую?.. Про Чешихину. Право так! Хоть кого спроси. Нет, брат, уж я-то не совру.
Между тем маленькая дикарка вошла во вкус: сахар ей, видимо, понравился. Сначала она стала посмеиваться, потом оборотилась к своим, показывая им кусок, и побежала, а за ней бросилась вся толпа. Я остался один, озадаченный сообщенным мне правдивой девочкой сведением о рождении Машкой Чешихиной лягушек.
Но вот показался священник, а за ним посланный наш с самоваром и какая-то женщина с чайными чашками и чайником на подносе. Я отрекомендовался священнику и мы вместе с ним вошли в дом. Там мои спутники также познакомились с ним. Это был человек почтенной наружности, уже далеко не молодой и, как после оказалось, словоохотливый. Правда, тридцатилетнее, почти безвыходное, житье в такой пустыне, каков Монастырек, наложило на него печать некоторой дикости, но из всех речей его видно было, что это человек с сердцем, способным откликаться на все то, что требует ответа от сердца.
Доктор и становой продолжали заниматься принятыми на себя обязанностями: один неслужебными, а другой — служебными. Я остался для беседования с почтенным священником.
— Скучно вам здесь, батюшка?
— Поначалу скучно было, ваше высокоблагородие, а теперь очень, весьма хорошо.
— Приход ваш, как видно, бедный: может быть, вы нужду терпите?
— Нет, благодарение Всевышнему, никогда не роптал на Промысл. Я здесь детей воспитал. И вот, один сын вышел во священника тоже, другой служить в палате государственных имуществ и уж чин получил… Двух дочерей пристроил… А больше мне что, ваше высокоблагородие? Прихожане меня любят: аз есмь пастырь добрый… Не хвастая, говорю, в. в: спросите у любого. Я у них не ищу, а они меня не обойдут. Здесь уж мы со старухой, в. в., и кости свои, видно, похороним. Смирный здесь народ, в. в. Вот что для нашего брата хорошо. Иной случится, по глупости, и обзовет непригоже… Ну, и скажешь ему: «Иди с миром». А после тот же грубиян, яко Закхей мытарь[38], четверицею воздает тебе. Есть этакие люди, в. в.: я уж это знаю. Дикие они — это так, а Бога боятся. Вот здесь какой народ, ваше высокоблогородие: я не люблю, как скот тиранят; в церкви не смел об этом сказать… как отцу благочинному покажется!.. А так на сходке сказал: братцы, говорю, Господь сказал: «Блажен, иже и скоты милует»[39]. Ведь перестали, в. в. Человека, я говорю, обижайте, когда совесть есть: он сам ответит; а скотина безответна. Вот и вы, в. в., помилуйте наших-то. Без вины ведь виноваты… Смирный народ!
— Батюшка! мы винить никого не желаем, но согласитесь, что ребенок в колодезь брошен: ведь он также живое существо… и тоже безответное…
— Это точно, в. в… Мудро вы мыслите; только, может, и со стороны кто-нибудь…
— Да согласитесь: кто может решиться идти сюда, худо за 25 верст, с таким товаром?..
— Точно так. Одному Господу известно… Неисследимы пути Его!
Между тем самовар скипел. Все наше общество разместилось по лавкам и скамьям вокруг стола.
— Мне кажется, батюшка, у вас народ очень суеверен? — спросил я священника.
— Это точно: дикий народ! Как это вы-то, в. в, изволили это усмотреть?
— Да я-то, может быть, и ошибаюсь; но мне показалось, что здесь очень крепко верование в леших.
— Точно так, точно так, в. в.: сами видите, в каком лесу мы живем. Вот наступит вечер, так услышите: как петухи начнут перекликаться. Вон у нас на родине… тоже сторона лесная, а этой нечисти много меньше. Только чего их бояться? Сколько раз своим-то твердил, что именем Господним беси изженут, что перед крестным знамением бежит всякая нечистая сила! Сколько раз себя в пример выставлял: вот как я, говорю, ничего не начинаю не благословясь, так и не страшусь никакого наваждения нечистого. И это точно, в. в., ни разу меня леший не важивал, ни водяного я не видывал. Впрочем, этих водяных у нас почти что нет: Господь избавил… Видали же другие под Пежемской мельницей чертовку… космы расчесывает; однако я не видал, хотя и приводилось проходить мимо и не во благовремении. Раза по два слыхал же, что как будто что-то плещется, да думаю, не рыбешка ли играет… Все это много раз толковал им я, а они, глупые, говорят: ты — поп, так оттого, видно… Вот какой народ здесь, господа почтенные!
— Скажите, пожалуйста, батюшка, что это за слух, будто одна девица здесь лягушками разрешилась?
— Это точно… Мария Чешихина. Это точно случилось… на память Исаакия Далматского. По священству скажу, в. в., это точно было. Я сам и лягуш видел… велел их в бане сожечь… Вот опять скажу, какой здесь народ простой. Сколько раз поучал я: благословляйтесь, когда пьете и едите… и на чашах, из которых пием… так нет! Напилась, глупая, из болота, не осенясь крестом. Я говорил ей, да запирается: я, говорит, перекрестилась. Да меня не обманешь. Однако, господа почтенные, нельзя с них за это и взыскивать: народ простой. Вон у меня и пономарь тоже вздумал было вольнодумствовать. Я говорю, что бывает от этого, и пример привел: у нас на родине этак-то одна девица змею выкинула… Так не верит: давайте, говорит, хоть целое ведро болотной воды, не благословясь, при вас высосу, — а ничего не будет… разве вырвет. Однако я пригрозил: отцу благочинному, говорю, донесу на тебя, так он и язык прикусил. У нас отец благочинный — строгий: он не то, что воду, так и вино пить претит, а паче не в меру и не во благовремении.
— Да он сам пьет, — вмешался становой, — да еще как!
— Это точно, в. б., — ответил батюшка, немного приподнимаясь, — пьет, да не так, как другие грешные… наш брат.
Вот и ныне, в феврале месяце, вызывал он нас со старостой к себе с книгами. Я, говорит, сами видите, пью, да не так: я воздержание знаю. По священству скажу, говорит, отец, что с тех пор, как во иерея рукоположен, не осквернил уст ни словом непотребным, ни козлогласованием бесовским. Другой, говорит, примет малую толику, да и пошел: «Посеяли девки лен!» А по-моему не так, говорит: пой хвалебную!.. Все одно веселие, да не то. Или к боли позовут, говорит… я во всякое время готов: и с трудом, а требу исполню. Я хоть целый штоф выпью, а от дела не прочь… не ленив. Как бы все так пили, так я б и рукой махнул… Вот за это-то я и получил… Тут отец благочинный показал на камилавку.
38
По Евангелию от Луки, богатый начальник сборщиков налогов, который уверовал в Иисуса и пообещал воздать обиженным им людям вчетверо.