Между делом я разглядывала родителей Игоря. От них возникало ощущение неухоженности. Елена Анатольевна невысокая, рыхлая, с пористой кожей и тёмными кругами под глазами. Моя мама подтянутая и стройная, нас часто за подружек принимают. И папа Сельцова на моего не похож: высокий, тучный, сутулый. Очки и лысина старят его лет на десять, хотя он моему папе ровесник. А главное — у Сельцовых такие недовольно-брезгливые лица, как будто они не дома ужинают, а едят на улице собачью похлёбку.
Как я буду говорить им «ты»? И, самое главное, называть «мама» и «папа»?
Виктор Павлович вдруг бросил на меня быстрый взгляд и спросил:
— В школе не требуют постричься?
Я чуть не подавилась.
После ухода Игоря я долго стояла перед зеркалом, пытаясь убрать с лица мешающие волосы. И не получилось. Как ни причёсывай — всё равно на глаза падают. Тогда я взяла ножницы и обрезала их. Теперь они опускались ниже бровей, но обзор не закрывали. Хорошо так получилось, пушистенько. Родители, которые видят своего сына каждый день, должны эту перемену заметить. Так как же понимать вопрос?
Я осторожно ответила:
— У нас только экстремальные причёски запрещены.
— А у тебя не экстремальная? — усмехнулся отец. — В мои годы с таким веником на голове в школу не пускали.
Невероятно! Он действительно не заметил изменений! И пусть у нас взгляды на причёску Игоря совпали, это почему-то не делало нас ближе.
— Я могу сходить в парикмахерскую, — осторожно предложила я.
— Ага, и денег тебе дай, — неприятно усмехнулся Виктор Петрович. — Я для вас с матерью денежный станок.
— Завтра помою голову и причешусь, — пообещала я. — И не будет веника. Будет красиво.
— Смотри-ка, о красоте задумался, — хмыкнул отец Игоря. — Девчонкам, небось, понравится хочешь?
Я уткнулась в тарелку. Как с ними разговаривать? Вспомнилась фраза из какого-то боевика: «Всё, что вы скажете, будет использовано против вас». Судя по всему, здесь так же.
Мы доели в молчании — за всех говорил телевизор — и я ушла в комнату Игоря. Прошлась от стены к стене, остановилась у окна — мутного, как будто его не мыли лет десять. Правда, смотреть всё равно некуда. Дождик моросит и моросит, хотя давно уже вымочил стену дома напротив. И так же уныло на душе.
На кухне негромко ссорились родители Игоря. Наверное, они думают, что через бормотание телевизора их не слышно. До меня долетали отдельные слова: «обещал…», «ты сама…», «надоело горбатиться…». Слушать это было противно. Но даже дверь закрыть нельзя. А потом я услышала такое, что сердце ухнуло в живот.
— Как же ты меня задолбала, — с ненавистью сказал Виктор Павлович.
— Ты сам меня задолбал. Вещички собрать?
Хлопнула дверь кухни, в ней лязгнуло стекло. Телевизор забубнил громче, а родители Сельцова — тише.
Я вытащила из кармана мобильник, тяжелую пацанячью «раскладушку», и быстро набрала номер.
— Да, — ответил мой голос.
— Твои родители… Они, кажется, ссорятся.
— Не обращай внимания. Они каждый день так.
— Каждый день?!
— Тихо. А то придут тебя воспитывать.
— Ясно. Ты как?
— Нормально.
— Уроки учил?
— Не смог. В голову ничего не лезет.
— Завтра двоек нахватаешь.
— Плевать.
— Тебе плевать, — разозлилась я. — А «пары» мне поставят!
— Не поставит, — неприятно засмеялся Игорь-я. Вот бывает же так — голос мой, а смех чужой. — Расслабься. Два-три дня мы продержимся, стопудово.
— С чего ты взял? У нас учителя справедливые. Что заработаешь, то и получишь.
— Знаешь, как называется птичка, которая сидит на иве? — вдруг спросил Игорь-я.
— Нет…
— На-ив-няк. Так вот это ты.
— Почему?
— Сама поймёшь. Ладно, пока. Предки наверняка уже локаторы насторожили. Щас примчатся.
Он отключился. Я сунула мобильник в карман и снова повернулась к окну. В комнату заглянула мама Игоря.
— С кем ты разговаривал?
— С одноклас… — я хотела сказать «с одноклассницей», но вспомнила выступление отца Сельцова про девочек и закончила: — …сником.
Елену Анатольевну это не успокоило.
— Имей в виду, я не собираюсь оплачивать твои телефонные разговоры!
— Я всего минутку…
— Знаю я твою минутку! Денег на телефон не проси!
Я хотела сказать: «Хорошо», но спохватилась. Кто их знает, этих родителей. Нервные какие-то, слова им не скажи.
А мама Сельцова только и ждала, когда я замолчу. Словно хотела оставить за собой последнее слово. Не дождавшись ответа, она ушла в спальню. Отец остался на кухне смотреть телевизор. И, хотя от родителей Сельцова меня отделяло всего несколько шагов, мне казалось, что мы с ними на разных планетах. Скорее бы папа придумал что-нибудь. Я хочу домой.