Свое, военное, давнее-давнее всплывает: развалины, сырые землянки, светильник«коптюшки» из снарядных гильз, гибель родных, горькое сиротство, долгий голод, желудевые лепешки, похлебка из лебеды, тоненький ломтик черного хлеба, который нужно постараться не есть, а сосать — так лучше. Это было ведь, … Слава богу, прошло. А теперь — снова. Пусть не у нас. Но услужливый большой телевизор так явственно кажет чужую беду. Не отгородишься. Выключишь, а все равно видишь.
В один из вечеров показывали снарядами разбитую школу и ребятишек. Лица детей прошли мельком, но в одном из них почудилось мне . Не тот ли мальчик, которого летом я встретил на берегу Дона? Милый в шортах да маечке, босоногий, бегущий по воде, в ореоле сияющих солнечных брызг.
Господи, помоги емусли мы — не в силах.
Это была поздняя осень. Я позвонил на хутор своему товарищу. Про Василия и внука его он ничего не знал толком. Вроде у себя. И вроде живые.
Теперь — холодная весна в Кисловодске. Порой вечерами включаю телевизор. Там — все то же: Украина, война, пушки, снаряды, тяжелые танки, развалинылядеть на все это тошно. Мальчик вспоминается. Господи, помоги ему. Разве он — виноватый?