Ячейка в хате Янки поставила под лавкой ящик и туда складывала свои книги. Сергей всю литературу, присылаемую из города волостному агенству печати, перенес в ячейку. Отдавал ячейке и все газеты, идущие на волость.
Через месяц ячейка выросла. Записались в ячейку Иче, сын кузнеца, и Зося, ученица, дочь крестьянина. Зося записалась в ячейку и ходила пока что в культурно-просветительный кружок играть в спектаклях.
Между кружком и ячейкой развернулась борьба.
Собираясь у дьякона на квартире, кружковцы целыми вечерами говорили о ячейке, иронизировали над неграмотностью и некультурностью комсомольцев и одновременно почему-то тревожились. До сих пор им было отдано все внимание села, а с появлением комсомольцев это внимание разделилось. Разделение это захватило даже волостной исполком. Сергей был с комсомольцами, а председатель исполкома с кружковцами, и с ними еще налоговой инспектор и другие служащие.
Сергей с каждым днем относился к кружку все более отрицательно.
— Чего они крутят носами от ячейки? — спрашивал он.
Председатель исполкома защищал кружок.
— Ты неправильно подходишь к интеллигенции,— говорил он.— Ячейка,— что? — ничего пока, а кружок — культурные интеллигентные силы волости. Если рассуждать так, как ты, так эти силы разбегутся, и с одной ячейкой ничего не сделаешь... Ячейку учить еще надо.
Сергей нервничал, злился:
— Твою гнилую интеллигенцию еще больше учить надо,— говорил он.
В последние дни эти разговоры повторялись все чаще.
Перед рождеством кружок подготовил спектакль. На расклеенных по деревне афишах громадными буквами после названия пьесы было написано, что спектакль ставит культурно-просветительный кружок. Вечером комсомольцы вырвали в афишах эти места, но через час их опять заклеили такой же надписью. Потом председатель исполкома позвал к себе Алеся и нашумел на него за поступок комсомольцев.
Но комсомольцы готовились к спектаклю и готовили учеников.
— Если хорошее что — послушаем, а если барахло какое-нибудь — освищем...— говорили они.
На спектакле комсомольцы и ученики сидели на задних рядах. Ученики стояли вдоль окон, на лавках. Пока шла пьеса, в зале было тихо да время от времени прорывался смех. А когда после пьесы на сцену вышел учитель-кружковец и, поклонившись, произнес название стихотворения, которое хотел декламировать, задние ряды зала зашумели.
Учитель провел рукой по лбу, глянул в задние ряды аудитории означал декламировать:
Глаза... Глаза...
Не успел он произнести этих слов, как изо всех углов поднялся шум, потом свист.
На сцену вышел руководитель кружка и попросил, чтобы было тише.
Учитель опять произнес первые слова стихотворения, и опять кто-то пронзительно свистнул в заднем ряду.
Опять на сцену вышел руководитель кружка. За ним поднялся председатель исполкома и начал стыдить учеников и комсомольцев.
Учитель, зло глянув в задние ряды, начал декламировать. Вот он уже произнес восемь строк стихотворения, а тут опять эти слова:
Глаза... Глаза...
И они опять потерялись в пронзительном дружном свисте. Учитель повернулся и ушел за кулисы. Председатель исполкома ушел домой. Спектакль скоро закончился.
Назавтра председатель исполкома долго беседовал с Сергеем, доказывал, что таких безобразий, которые происходили на спектакле, терпеть дальше нельзя. Сергей доказывал, что школьники правильно освистали декламацию учителя.
— Ну что это за стихотворение? — говорил он.— Глаза... Глаза... А ну его!.. Вот, брат,, оно и есть, что гнилая интеллигенция.
В этом спектакле участвовала и Зося.
Назавтра же ее вызвал к себе в коридор Алесь и заявил, что если она будет играть спектакли в кружке, ячейка привлечет ее к ответственности и исключит из комсомола.
Ячейка хотела победить, хотела отвоевать сцену, чтобы от имени комсомольцев говорить со зрителем перед спектаклями, чтобы самим ставить пьесы, декламировать, петь. Началась жестокая борьба за сцену. Борьба перенеслась в школу, где среди учеников было много кружковцев. Алесь, руководивший фактически всей внеучебной жизнью школы, повел атаку на кружковцев. Он с группой хлопцев составил список, кому и когда мыть пол в классах, пилить дрова. Прежде обычно девчат освобождали от дров, сейчас это правило было упразднено.
— Нашим мы сумеем помочь,— говорил Алесь,— а они, панские доньки, пускай сами и напилят, и наколят.
Скоро в лесу произошла и первая стычка.
Идти в лес надо было всем: и хлопцам, и девчатам. Так и ходили. Но прежде дочери священника, дьякона и писаря в лес не шли, а домой, и это почему-то считали нормальным. На этот раз Алесь нарочито предупредил их:
— После обеда в лес пойдем за дровами, глядите, чтобы не сбежали!
Но девчата в лес не пошли.
Алесь в лесу собрал учеников, и все согласились, что тем, кто не явился в лес, завтра придется напилить две нормы дров. Утром Алесь предупредил девчат об этом. Дочь дьякона захохотала Алесю прямо в лицо:
— Я не буду пилить дрова!
— А вот будешь!
— Не буду! Не будем!..
— Посмотрим!
Алесь оставил их. Девчата пошли к заведующему школой, и он разрешил им дров не пилить.
Когда утром Алесь явился в школу, он прежде всего проверил, напилены ли дрова. А через пять минут в самом большом классе собралось ученическое собрание, чтобы обсудить вопрос об исключении всех трех девчат из школы. Девчата плакали на собрании. Заведующий защищал их и доказывал, что собрание не имеет никакого права кого бы то ни было исключать из школы. Несмотря на это, собрание единогласно постановило потребовать от школьного совета исключения всех троих.
А еще через некоторое время случилось самое важное. Комсомольцы на открытом собрании обсудили вопрос культурной работы ячейки и тут же создали драматический кружок и кружок пения. Тут же решили провести совместное общее собрание с культурно-просветительным кружком, чтобы решить, кому руководить кружками,— ячейке или культурно-просветительному кружку.
После собрания Алесь пошел к руководителю кружка и объявил ему постановление.
— Пусть собрание решит, чья сцена — наша или ваша.
Руководитель посмеивался, доказывал, что ничего из этого не получится.
— Ячейка ведь не сумеет руководить, что вы? Это развалит всю работу.
— Не развалит, наладим.
— Если вы уж, Алесь, так настойчивы, я согласен на следующее: пусть хлопцы из ячейки идут в кружок и будем работать...
— А кто руководить? Вы?.. Нет, не так...
— Ха-ха-ха! Руководите вы, а я буду у вас простым кружовцем. Согласны?
— На собрании решим.
В субботу в классе собрался весь состав культурно-просветительного кружка. На сцене сошлись руководитель и группа старших кружковцев, о чем-то советуются.
В другом классе собирались все, кто за ячейку. Через несколько минут все они вошли в класс, где находились кружковцы. Вслед за ними, прихрамывая, пришел Сергей.
Алесь остановился у стола.
— Занимай, хлопцы, первые места, сейчас спектакль будет.
Стали избирать председателя собрания. И все сразу закричали, называя кандидатов.
— Пылькина! Пылькина! — кричали кружковцы.
— Алеся! — отвечали им ученики.
— Алеся!
Алесь поднялся с лавки.
— А я предлагаю Сергея, чтобы как секретарь комячейки ни за тех, ни за других был.
Сергей открыл собрание. Первое слово взял председатель исполкома. Он всячески доказывал, что культурно-просветительный кружок делает полезное дело и что ячейка, не подумав, хочет развалить этот кружок. Он догадывался, что победа может быть на стороне ячейки. В ответ ему то там, то тут на лавках возникал шум.