Когда ручка двери начала поворачиваться, все были готовы. Дверь была окружена. Кто бы ни появился, он должен немедленно оказаться под прицелами.
Том единственный стоял так, что его можно было увидеть сразу. В десяти футах, около стола защиты, лицом к двери, как будто поверил Кейт Уайт на слово и ожидает, что она выйдет одна. Его глок был в руке — у него не было такого уж желания умереть — но его рука лежала спокойно.
Готовая выстрелить в любую секунду, если понадобится. Хотя и не должно быть видно с первого взгляда, что он может выстрелить.
Ручка повернулась до конца. Дверь не открылась. Ничего не произошло.
Иисусе.
Каждый мускул был напряжен. Сердце колотилось. Челюсти сжаты. В груди завязался узел осторожного ожидания. Правая рука просто жаждала взвести курок.
Еще не время…
Ожидание убивало его. Главным образом потому, что он понимал — его застрелят до того как он поднимет руку, и ему это не нравилось. Он полагал, что шансы примерно пятьдесят на пятьдесят, и что надо быть готовым ко всему, что произойдет, но нравилось ему это не больше, чем в прошлые разы.
Не имеет значения, как вы назовете это, играть в игру «увернись от пули» совсем не весело. Особенно, когда проигрываешь, как однажды уже случилось.
Наконец, ручка двери снова повернулась.
Он задержал дыхание, ожидая.
На этот раз, когда ручка остановилась, дверь начала открываться, медленно и бесшумно. Том затаил дыхание, когда появилась Кейт Уайт. Она стояла в коридоре, бледная как привидение, и выглядела хрупкой, как фарфоровая кукла в облегающем фигуру черном костюме, с распустившимися белокурыми волосами, волнами падающими на плечи. Казалось, кровь покинула все ее тело, лицо было невыразительным как у куклы, когда она открыла дверь, рука осталась в том же положении.
За исключением глаз. Они были огромными, как он предположил, от шока.
Насколько Том мог сказать, она и в самом деле одна. Слишком стройна, чтобы за ней мог спрятаться Родригез или кто-нибудь еще. Том все равно скользнул глазами за нее и по коридору, насколько он мог видеть: ничего. Никого. Только серые стены и двери, пусто.
И Кейт Уайт.
Невероятно, но похоже здесь не было ловушки.
— Кейт? Родригез мертв?
Когда он произнес ее имя, она посмотрела прямо на него, первый раз с того момента, как открыла дверь. Их глаза встретились. Ее были затуманены проблемами и гораздо темнее, чем он помнил, вероятно, потому, что были наполнены сочетанием страха и травмы. Она кивнула, а потом попыталась глубоко вдохнуть, перед тем как начать идти к нему, или точнее спотыкаться, на стройных нетвердых ногах, которые казались еще длиннее, с неожиданно сексуальными каблуками.
— Не стрелять, — приказал он громко через плечо. — Она одна.
Пока вся команда медленно появлялась со своих скрытых позиций, а дверь закрывалась за Кейт, он положил пистолет в кобуру и шагнул ей навстречу.
Она была такой бледной, казалось, что в ее теле не осталось ни капли крови, увидел он, когда подошел ближе. Он сделал голос мягким.
— Вы в порядке?
Она снова кивнула и остановилась. Открыла рот, но ничего не сказала. Подойдя к ней, Том увидел стрелки на ее чулках, маленькие струйки запекшейся крови на щеках, ужас в ее глазах.
Она была жива, вероятно, невредима, но определенно не в порядке.
Ее глаза оторвались от него. Она еще раз глубоко вздохнула, пожала плечами, затем прижав руку к груди, к белой футболке, точно между ее маленькими, упругими грудками, как если бы что-то случилось с ее сердцем, и напугало ее.
— Что там случилось? — спросил он, пока его команда осторожно двигалась к теперь уже закрытой двери, собираясь обыскать коридор самостоятельно.
— Я застрелила его, — сказала она, снова посмотрев на него, слова были холодными и отчетливыми. — Он мертв.
Затем ее колени подогнулись и она с негромким вскриком, начала падать.
Том находился достаточно близко, чтобы схватить ее до того как она ударилась о пол.
Глава 7
— Вы уверены, что не хотите поехать в больницу, просто провериться, на всякий случай? — спросила медик. Ее звали Лора Ремке, так было написано на бейдже, прикрепленном к ее бледно-голубой рубашке. Ростом около пяти футов четырех дюймов, с короткими каштановыми волосами и без следов косметики на круглом лице. На вид ей можно дать чуть больше сорока. Она оказалась доброжелательной и действовала эффективно, задавая минимум вопросов, за что Кейт сейчас была ей очень благодарна.
— Нет, спасибо.
Кейт сидела на высокой деревянной скамейке прямо напротив зала №207, куда ее посадил тот самый коп, который подхватил ее и позвал медиков, когда колени подогнулись. Сразу после этого кто-то срочно позвал его, и после того, как он практически бросил ее на скамейку, Кейт его больше не видела.
Она даже не знала его имени.
Но это не имело значения. Значение имело только то, что она пережила этот кошмар. По крайней мере, она жива, в отличие от многих других. Вот это и есть самое важное. Она найдет способ справиться с ужасом, так же как нашла способ справиться со всем остальным в этой жизни. Как только паника пройдет, она успокоится, сознание прояснится, и она будет способна думать о том, как ей справиться и с этим.
— Мне надо забрать сына из школы. Он заболел, — сказала Кейт. И это было правдой. Пока медики осматривали ее — «У вас повышенное давление, но, конечно, после того через что вы прошли, это неудивительно» — наносили мазь-антибиотик и пластырь на небольшой порез на ее щеке, она вспомнила звонок из школы Бена и попросила свой портфель. Один из помощников принес его, и она перезвонила. Как она и думала, выстрелы стали достоянием общественности. Школьный секретарь испугалась известия о бойне в здании суда — очевидно, это транслировалось по всем каналам — но была более чем рада услышать ее.
Бен ужасно боялся, что его мать могла там оказаться, сказала ей секретарь, несмотря на то, что его уверяли, что это маловероятно. Кейт не нашла в себе сил сказать женщине, что Бен оказался прав.
Позвонили ей потому, что Бен сорвал урок и даже сейчас лежал в небольшом помещении, использовавшимся как школьный медпункт. Кейт пообещала забрать его, как только сможет.
— Даже если наступает конец света, мы, матери, должны быть на работе, не так ли? — Лора Ремке покачала головой и начала собирать свои вещи. Пластырь, мазь, тонометр, термометр — все это исчезало в ярко-голубой сумке с характерным белым крестом. — У меня трое, так что я понимаю.
Прежде, чем Кейт успела ответить, двери зала со свистом распахнулись, и удерживались парой хмурых помощников, пока между ними прокатили носилки. Их катили быстро, колеса трещали, с одной стороны бежали медики и с двух сторон полицейские. Все суетились, и это говорило о том, что состояние человека очень тяжелое.
— Придержите лифт! — крикнул один из медиков кому-то, кого Кейт не могла видеть. Широкий вестибюль с возвышением, поднимающимся к потолку, был людным и шумным, полицейские, помощники и официальный персонал любого типа бегали вокруг, входили и выходили из различных залов суда, переговариваясь по мобильным телефонам или рациям. Полностью вооруженные снайперы в шлемах и бронированных жилетах скопом двигались от комнаты к комнате. Кейт предположила, что здание, до сих пор эвакуированное, сейчас тщательно обыскивается. Эксперты-криминалисты тоже уже здесь и их яркие фонарики и тщательные, болезненные процедуры добавляли неразберихи. Но голос медика был достаточно громким, чтобы прорваться через весь этот шум. Путь для них тут же расчистили, и он оставался пустым даже когда носилки уже прокатили.
Кейт посмотрела на мешочек, который качался как сумасшедший на тонком металлическом прутике, из которой по капельнице в руку мужчины шла прозрачная жидкость — Кейт с дрожью его узнала, он был тем самым худым молодым черноволосым полицейским, которого она видела лежащим на полу ячейки в коридоре.