Выбрать главу

Конечно, я был пару раз на разблокировании вместе со взводом Толя-на. Не тогда, когда с ними ездил Невзоров, нет У меня был свой интерес к одному пограничному пункту на литовской границе. К литовцам я вообще с некоторых пор «дышу неровно».

Никто не оскорблял тех литовцев, которые нам попались. Их просто смели с лица земли вместе с их вагончиками, аккуратным деревянным сортиром и полосатым шлагбаумом. Конфисковали оружие, сорвали нагрудные знаки, забрали документы и пустили в поле — бежать к родному дому. Был указ Горбачева привести дороги на границах союзных республик в соответствие Конституции, и мы его выполняли. Омоновцы то есть. А я так, за компанию. В качестве представителя народа, поддерживающего справедливые действия в защиту Конституции СССР.

На этот раз эстонский пост остался целехонек. «Ну, это пока…» — подумал я, уже прикидывая в уме свои фото незаконных таможенников с автоматами в руках. В конце концов, приказа о разоружении незаконных военизированных формирований пока еще никто не отменял..

Вскоре пришел август. 2-го числа, в День десантника, ребята пригласили меня попить с ними пивка в Кировском парке — по старой традиции. Я, конечно, не десантник, но тоже не медбратом служил, а потому с удовольствием присоединился к омоновцам. День был солнечным и ярким. В парке, вокруг эстрады, собралось больше сотни бывших десантников. Наверное, половина из них были омоновцами. Побродили группками, потравили байки. Потом вдруг стали строиться в ротную коробку. Получилось внушительно. Рота вышла на проезжую часть улицы Ленина и несколько раз демонстративно прошлась мимо здания Совета министров, каждый раз, равняясь с ним, по команде «и-раз-и-два!» — выкидывая вперед правую руку и отрубая ее левой по локоть — со свистом и улюлюканьем.

Латыши из охраны Совмина даже глазом не моргнули, только втянулись аккуратно за массивные двери — от греха подальше. Движение на улице, конечно, затормозилось, но никто из водителей не сигналил возмущенно, наоборот, приостанавливались, освобождая улицу для прохода колонны.

Августовская жара не сморила разгулявшихся мужиков, вскоре кто-то из заводил кинул клич: «В Юрмалу!» Но уже в вагоне электрички мне стало вдруг как-то тошно.

Я ткнул в бок сидевшего рядом Мурашова — он даже поперхнулся пивом из алюминиевой банки — тогда еще довольно редкой «роскоши», а потому несуразно дорогой.

— Все, Толян! Потащусь я домой.

— А и правда, — весело и согласно кивнул он светло-русым чубчиком отросших не по уставу волос. — А то народ учинит чего, а тебе это надо?

— А ты?

— Мне надо. Должен же хоть кто-то за этой оравой присмотреть, вот мы с Кузей и приглядим.

Я вяло кивнул и пробрался к выходу, пожимая по пути крепкие загорелые руки, хлопая кого-то по спинам, получая дружеские тычки в ответ, отводя рукой фляжки, стаканы, бутылки, банки с пивом, что протягивали мне глотнуть на прощание ребята.

Разморенный, потный, я потек по тротуарам вместе с текущим от адовой жары асфальтом. В Кирчике все еще опасливо терлись милицейские патрули, но по-прежнему не трогали редкие компании десантников, оставшихся в парке. Себе дороже.

Я сел на родной 11-й трамвай и покатил не спеша домой.

Алла была вместе с дочкой на даче у тещи. Солнце давно перевалило на другую сторону нашего дома, я сразу открыл нараспашку все окна, устроил сквозняк и плюхнулся на мягкий диванчик, стоявший у нас на огромной — через всю квартиру — лоджии. Легкий ветерок с близкого Киш-озера приятно холодил тело. Я скинул с себя потную майку, покурил, отошел слегка и полез в душ.

Красный кирпичный магазин на 2-й Длинной не баловал последнее время разнообразием напитков и закуски. Какой-то дорогой джин без талонов, тоник местного производства, подозрительного вида кусок говядины — вот и весь улов. По случаю воскресенья улица словно вымерла. Я вернулся домой, тщательно прожарил мясо, обильно посыпав подрумянившиеся кусочки солью и перцем. Смешал в большом стакане джин с капелькой тоника и снова устроился на лоджии. Ел. Пил. Похмелялся, трезвел и снова пил. Надо было как-то жить дальше. Устроиться в кооператив? Наварить по-быстрому деньжат и уехать в Россию? А что Россия? Как там в России? Лешка с Хачиком вот-вот сами останутся без работы, если так дальше пойдет. А я что там буду делать? Все разваливается, все рушится, все падает, все идет вразнос, вихляясь и звеня отвинчивающимися гайками.

Если нужны будут люди все это восстанавливать — сами позовут. А если нет Падать дальше вместе со всеми? Родители, дочь, жена. Как и на что их содержать? Я сходил к холодильнику и снова наполнил высокий стакан. «Да, сказали мы с Иван Иванычем.» Похоже, что, озабоченный последние три года судьбами Родины, я совершенно упустил из виду свою собственную судьбу. Налево пойдешь. Направо пойдешь. Прямо шел — опять никому не нужен оказался. А жизнь как в сказке, чем дальше, тем страшней.

Ничего, кроме обрывков готовых фраз и конструкций, в голову не лезло. «Определенно, сегодня не мой день», — подумал я лениво, следя за нежными облаками над зеленым краешком Межапарка, хорошо видным отсюда, с моего пятого этажа. «…Подумаю над этим завтра!» Я допил джин и на ощупь, аккуратно поставил пустой стакан на холодный крашеный бетон лоджии. Повалился на диван и тут же заснул.

Там, у Врат, ведь тоже есть скамейка?Не прогонит же апостол Петр?Посиди там, подожди меня маленько.Ты скажи ему: «Он обещал — придет!»Отдохни! Когда еще дорогаНа небо покажет поворот?Говорят, у Бога судят строго.Здесь судили. Вдруг там повезет?Ты поспи! Не бойся за ребенка.Там его никто не отберет!Там не будут под одну гребенку,То, что здесь никто не разберет.Было больно? Или было страшно?Прошептала что-то или нет?Знаешь, это было так прекрасно —Я одной тебе скажу секрет.Я тогда как будто был с тобою,Я как будто рядышком летел.Я, ты знаешь, очень был спокоен.Я ведь тоже умер, как сумел.Ненадолго. Оживать страшнее,Чем холодным по земле ходить.Я, наверное, больше не сумеюТак бесстрашно, глупо так любить.Я попью еще немного, ладно?Но кого ни назову женой,Как бы это ни было досадно —Страх любви теперь всегда со мной.Я теперь всегда буду боятьсяПотерять, расстаться, не успеть…Я, конечно, научусь смеяться,Если будет что-нибудь болеть.Посиди, родная, с кем-то рядом.Там, конечно, очередь, у Врат.Только не подсматривай, не надо,Как я тут решу, кто виноват.

Глава 13

(Из рукописи Иванова)

Конечно, позвали. Ранним утром позвонил Лешка из Питера. Просто велел телевизор включить. А через час за мной уже заехали. Сводная команда, туда-сюда… Каждой твари по паре. Десантный взвод, отделение ОМОНа, спецназовцы из Москвы — от какой конторы, сам черт не разберет. Ну и я с друзьями — в качестве представителей народа, поддержавшего всей душой ГКЧП. Короче, славная подобралась компашка, хоть и разномастная, и у каждого в ней была своя задача. Действовали по особому плану.

А еще раньше Чеслав Млынник вскрыл по звонку командующего секретный пакет и приступил к исполнению. Пожалуй, только в Прибалтийском военном округе, и особенно в Латвии, режим Чрезвычайного положения был введен в первые же часы с момента его объявления и в полном объеме.

Все, что надо, все было взято под охрану немедленно. Первым шел ОМОН. Захватывал штабы силовых структур, разоружал незаконные военизированные формирования, брал под контроль узлы связи, телевидение и радио. Над Ригой барражировали военные вертолеты, давили на психику латышей, сразу же давших задний ход, заткнувшихся в тряпочку, разбежавшихся по кустам — формировать очередное правительство в изгнании или искать рыбацкую лайву, чтобы попытаться сбежать на ней по проторенному пути — к шведскому берегу.