Таня едва заметно покраснела, она ведь не знала, что коварная Валя и простоватый Михалыч, вовлекшие ее в наперсницы их скоротечного романа, давно уже обо всем рассказали майору.
— Я только вчера узнала от Валентины Петровны, что Валера объявился вдруг здесь, в Каунасе! Я-то думала, что он в Риге, грызет гранит наук, как и подобает студенту.
Наши родители служили вместе в Эстонии, с тех пор мы не виделись.
— Не пугайтесь, Татьяна Федоровна! Я ведь имею честь быть знакомым и с Федором Никитичем и с Алексеем Ивановичем. Так что даже рад, что вы не забываете старых друзей — это лучшая служебная аттестация в наше время. Знаешь ведь, наша служба любит семейные династии. Глядишь, мы и Валерия Алексеевича уговорим перейти на заочный да и заберем к себе в центр, у нас ведь для филологов работа всегда найдется. Особенно если они из наших. Ну ладно, идите воркуйте, молодежь, а я прилягу пока, что-то опять мотор щемит.
— Может, сестру позвать, Борис Николаевич? — засуетился Иванов, несколько обескураженный тем оборотом, которые вдруг приняли совсем невинный разговор и совсем невинный розыгрыш.
— Не надо. Я вот пилюльку приму — и полегчает.
— Так что ж ты, Таня, гостинцы-то не достаешь? — укоризненно обратился майор к девушке, забираясь, кряхтя, на больничную койку поверх одеяла.
— Растерялась! Столько впечатлений сразу! — Таня стала разбирать сумку, вынимая оттуда апельсины, соки, увесистую палку сервелада и, после некоторого раздумья, бутылочку «Плиски». — Это вам на всех, товарищи мужчины, — певуче протянула она, очевидно оправившись и обдумав уже ситуацию. — А остальное, уж не обессудьте, Валентине Петровне.
— Бренди мне, остальное товарищам, — безапелляционно заявил майор и, засунув бутылку под подушку, махнул молодежи рукой в сторону двери: идите покурите там в холле, пока Михалыч не объявится.
Между тем давно исчезнувший из палаты Михалыч уже отправился под ручку с Валентиной Петровной в сторону одиноко стоявшего во дворе госпиталя здания клуба, всегда пустого в это послеобеденное время тихого часа. Таня с Валерой вышли в пустой коридор, сделали несколько шагов в сторону курилки, и тут же оба остановились, повернувшись друг к другу.
— Друг детства, значит. — задумчиво протянула молодая женщина, пристально рассматривая стремительно начавшего краснеть Иванова. — Кстати, наши отцы действительно в Эстонии пересекались по службе. Только ты тогда еще в школе учился. А я уже в институте была, в Москве.
— А что вы заканчивали? — оправился наконец Иванов.
— Мориса Тереза. Ну, на «вы»-то не надо, «друг детства»!
Она улыбнулась и, взяв Валеру под руку, повела прогуливаться по холлу.
— Я тебя всего на шесть лет старше, между прочим. Так что давай на «ты». Тем более я так соскучилась по нашему острову. Вы давно с Сааре-маа уехали?
— В 76-м. Летом. Вы, ты, наверное, должны помнить моего старшего брата. Он на год младше. тебя.
— Юра, кажется? Помню. Его еще комиссаром звали — он в своем классе комсоргом был. А я в нашем. И тебя, кстати, помню, маленький такой был шкет, рыжий, весь в конопушках и ужасно ученый. Но ты только пришел в нашу школу после начальной, а я уже заканчивала. И вот смотрите, что выросло! Пойдем присядем? Ты куришь?
— Курю, — почти гордо ответил Валера, зажигая спичку и протягивая огонек длинной коричневой More в мраморных пальцах Татьяны, унизанных кольцами и перстнями, но с бецветным нежным лаком на коротко подстриженных ноготках.
Девушка грациозно, с прямой спиной, села на краешек облезлого дивана в пустынном холле приемного отделения. Еще раз внимательно оглядела стоявшего перед ней Иванова и скомандовала:
— Садитесь, корнет! Иванов послушно сел рядом.
— А ведь неплохой у меня «друг детства» объявился! — сама себе утвердительно сказала Татьяна. — Я хочу с вами дружить, поручик! Вы готовы к безумствам? — Девушка испытующе посмотрела прямо в глаза Валере.
— Рад стараться, мадемуазель! — Подскочив с дивана, он, дурачась, прищелкнул больничными шлепанцами. — Чем могу служить? Надо застрелить соперника? Или дюжину соперников? А может быть, какой-нибудь негодяй похитил из вашего сейфа губную помаду с грифом «Совершенно секретно»?
Таня облегченно, как показалось Иванову, рассмеялась и снова притянула его на диван, усесться рядом.
— Ты хороший! А я испугалась, что Борис Николаевич меня проверяет.
— О чем ты? — Валера с удовольствием вдохнул легкий аромат французских духов и чистоты, донесшийся от волос девушки.
— Понимаешь, майор наш на службе всего неделю успел побыть перед тем, как слег в госпиталь. Он мне еще не понятен до конца. Вот и подумала, что он сам всю историю с Валентиной для чего-то выдумал. Потом вот ты появился нежданно. А мы ведь в самом деле встречались в детстве, бродили по одному и тому же парку. И папу твоего я помню, очень интересный мужчина.
— Неужели все так запутано у вас, как в шпионских романах? — недоверчиво отодвинулся Валера, смотря почти строго.
— Это все шутки, просто шутки, — вздохнула она. — Михалыч говорил Вале, что ты стихи пишешь. Почитай мне что-нибудь, а? Ну, по секрету. — Таня доверчиво, без видимого кокетства откинула прядь волос, обнажив маленькое розовое ушко с тонкой работы золотой сережкой. — Ну же, шепчи мне про любовь!
И он зашептал, прижимаясь все ближе и ближе к вспорхнувшей на зимнюю ветку госпитальной скуки яркой заморской птице:
— Еще, читайте еще, поручик. — Таня неожиданно погладила Иванова по руке и больше ее не отпускала. Ему хотелось курить, но рука была занята нежным женским теплом, подрагиванием пульса на запястье в такт ритму небрежных строчек, и он все читал и читал ей свои стихи, которым никогда не придавал значения, понимая их как детское, слегка постыдное теперь увлечение. Но Таня просила, и он читал и читал, удивляясь про себя, что в состоянии вспомнить хоть что-то.
Валера не выдержал и поцеловал нежный пух завитка у прозрачного ушка, в которое он шептал.
— Дежавю. Я как будто во сне все это уже видел. Весь сегодняшний день. Тебя, этот снег, мороз за казенным окном. Какая-то юлиано-семе-новщина наяву. Майор, радистка Кэт, стихи.
Таня вздохнула, как будто прошелестела перелистываемая страница. Обхватила лицо юноши ладонями, вгляделась в Иванова пристально, взмахнув ресницами пронзительно-синих глаз.
— Я ведь только что познакомилась с тобой. И вот сижу млею. Ты ведь мальчик еще совсем. Маленький мальчик — Валерочка. Как все пушло, наверное, выглядит со стороны, а мне — все равно… Знаешь, я три года в Алжире была переводчицей у… военпредов. Грубые мужики — наши; еще хуже — приторные арабы с камнем за пазухой. Жара, жара, жара. Потом три месяца в Союзе и… полтора года в Париже. Франция — сказочная страна только для туристов, мон шер. Такая тоска, ты не представляешь, милый, какая тоска — все эти путешествия. Вот уже полгода здесь, в